За несколько лет, пролетевших с тех пор, лес на берегу был вырублен крестьянами, жаждущими заполучить землю. Они будто обгрызали лес по краям, страшась соваться в глубь этого сумрачного и таинственного мира. Крестьяне валили многовековые деревья и сжигали их тут же, используя золу в качестве удобрения. И лес отступил под неумолимым натиском людей. А потому теперь от паромной переправы до леса было не меньше восьми километров.

На этом пространстве раскинулись деревушки, окруженные полями маниоки и подорожника. Заброшенные участки земли поросли сорняками и мелким кустарником. И печальная причина этого состояла в том, что плодоносный слой лесных почв оказался очень тонким и истощался уже через два-три года после начала культивации. А затем крестьяне принимались вырубать новые участки.

Дорога тянулась от самого берега и, достигнув леса, уже в виде широкой просеки расступалась на полкилометра. Крестьяне отвоевывали теперь у леса все большие и большие пространства, строили вдоль дороги свои деревушки, вспахивали поля и сажали огороды, которые граничили прямо с лесом. Все это осуществлялось с помощью метода культивации, который цинично называли «руби и сжигай». Дело в том, что некоторые деревья были поистине гигантскими в обхвате, и никакими топорами или пилами повалить их было невозможно. А потому люди на корнях разводили небольшие костры, которые горели в течение многих недель. Огонь постепенно пожирал твердую, как железо, древесину, и ствол высотой чуть ли не в шестьдесят метров в конце концов со страшным гулом валился на землю.

Вырубленная дорога казалась Келли глубокой раной на живом теле, нанесенной чудовищными орудиями современной цивилизации. Она всей душой ненавидела этот отвратительный гнойник в девственном чреве леса.

Выглянув из своего укрытия, она заметила, что дорога еще расширилась с тех пор, как она уехала отсюда. На земле виднелась глубокая колея от колес огромных лесовозов и самосвалов, перевозивших руду и лес. Тяжелый транспорт появился в этих местах после свержения президента Омеру и передачи лесной концессии мощному иностранному синдикату.

По своим наблюдениям и записям, которые Келли вела очень тщательно, она сделала вывод, что вырубка леса уже повлияла на распределение осадков в этом районе. Просеку шириной почти в полтора километра теперь не закрывали, словно зонтом, кроны деревьев, и тропическое солнце через образовавшуюся дыру палило беззащитную землю. Горячий воздух, поднимаясь над просекой, разгонял дождевые облака, ежедневно собиравшиеся над лесом. В результате чего над самой дорогой дождей выпадало теперь крайне мало, хотя всего в нескольких километрах отсюда на тропический лес по-прежнему обрушивались ливни, и средний уровень осадков там достигал семи тысяч пятисот миллиметров в год.

Вот и сейчас на сухой и пыльной дороге стояла нестерпимая жара. Поникли палимые полуденным солнцем манговые деревья, а люди, жившие в деревушках вдоль дороги, прятались под наспех сооруженными barazas – соломенными навесами, державшимися на невысоких деревянных столбах. Безоблачное небо над дорогой не предвещало никакого дождя. «Без спасительной зеленой кроны весь бассейн Убомо превратится скоро в маленькую Сахару», – с грустью подумала Келли.

Эта дорога угрожала лесу и его исконным жителям библейскими Содомом и Гоморрой. Для маленьких бамбути просека становилась подлинным искушением. Дело в том, что водители тяжелых грузовиков были людьми отнюдь не безденежными, а находясь в пути, им, разумеется, хотелось есть – лучше всего свежее мясо и мед. Удовлетворялись и иные плотские желания. Бамбути, прирожденные охотники, могли обеспечить водителей как мясом, так и медом, а заодно и своими крошечными девушками, изящными, смеющимися и полногрудыми, что особенно привлекало рослых представителей племени банту.