Короче, он предлагает сплотиться в группу и всяким фантикам-мантикам, сюсюканиям о переживаниях и нюханьям цветочков объявить борьбу. Никаких девчат — вот его призыв!

— Я на девушек даже смотреть не собираюсь! — поспешно сказал Игорь, и его опухшее красное лицо еще больше покраснело.

— Мы теперь вроде трех мушкетеров! — с увлечением говорил Вася. — Трех мушкетеров тоже было четыре, как и нас. Великолепное содружество. Между прочим, их, как организованную группу, погубили женщины.

Мишу покоробило замечание о мушкетерах, название отражало давно пережитый уровень техники. Если уж именоваться по-военному, так звеном автоматчиков. И к сути ближе: два держат оборону с фронта, двое защищают фланги.

Соображения его показались основательными.

Из-за поворота, как бы прямо из леса, выплыл катер. На его корме, боках и носу виднелась четырежды повторенная надпись: «Лихой». Катер промчался мимо поселка и, завернув, понесся назад. На мостике грузный старшина суденышка, не то полупьяный, не то рассерженный, громовым голосом клял небо, землю и воду. Он соскочил на берег до того, как закрепили веревку, и погрозил кулаком Дмитрию.

— Какого дьявола по радио трезвонили? — заорал он. — Не могли денька два погодить? Теперь пропадай с вами!

— Нельзя ли повежливее, капитан! — сказал Дмитрий, раздражаясь. — Здесь сто человек, их надо доставить на стройку. Когда собираетесь везти?

— В верховьях тают горные снега, — ответил старшина, смягчаясь. — Лара бесится, как девка на выданье. Тащите монатки — через час отправляемся.

4

Катер оправдывал свое название — он лихо пер на волну, зарываясь носом и подпрыгивая. Две его машины тяжело стучали, винты выкручивали воду, как белье, — пенистые жгуты тянулись за кормой. Но всех усилий машин хватало лишь на то, чтобы противостоять напору реки. Чем выше поднимался катер, тем становилось труднее. В одном месте берега так близко сошлись, что полуденное солнце пропало за жесткой щетиной тайги, стало холодно и сыро. Древние зеленовато-рыжие диабазы мрачно поблескивали по бокам, тонкая водяная пыль пеленой стлалась над волнами. В этом ущелье река два раза пересиливала катер. Заваливаясь, он начинал беспорядочно покачиваться на клокочущей воде, берега уходили вперед. И оба раза старшина, не стесняясь женщин, сквернословил и стучал кулаком по перилам. В сопении машин появлялся надрыв, они неистовствовали, как старшина, берега останавливались у бортов, потом опять ползли назад.

А затем стены раздвинулись, и скорость возросла — впереди открылась широкая гладь.

— Первые «щеки» проскочили, — сказал старшина стоявшему рядом Дмитрию. — Серьезный шиверок, однако. Знаешь, как его зовут? Лесной орешек. Напорешься на такой орешек — амба!

— Дальше — Бородач?

— Бородач. Тот еще похлеще. Говорил, проспали бы ночку в Боровом, пока спадет вода. Ладно, проскочим, не раз проскакивали!

После получасового сравнительно спокойного плавания катер приблизился ко вторым «щекам» — такому же древнему сужению реки. Тут диабазы берегов сходились еще ближе, река с ревом прорывалась сквозь узкие ворота. Все кругом носило знаки многовековой борьбы камня и воды. Ни деревцо, ни травка не оживляли почти Отвесные стены, отполированные волнами, ветрами и ледоходами. Белая вода мчалась по каменному ложу, образуя пороги — «шивера».