И для всех этих людей, простых и сердечных, был готов у Вавочки такой же, как и они сами, простой и сердечный ответ. Словно подменила за зиму проказница судьба прежнюю гордую, надменную Вавочку на эту милую, ласковую и простую девушку. Болезнь Анютки и пережитые у ее одра мученья переродили окончательно и бесповоротно недавнюю светскую гордую куколку…

А даль смеялась, и степь пышно пестрела в золоте начинающих зреть хлебных злаков, в роскошном уборе нарядных радужных июньских цветов.

Внимание Вавочки было невольно привлечено царившим оживлением около школы. Посреди довольно густой толпы ребятишек стоял на своей неизменной деревяшке Вавилыч и оживленно толковал им что-то. Увидя подходившую Вавочку, он еще оживленнее замахал руками и поспешил ей навстречу.

— Барышня, матушка, выручите! — закричал он ей еще издали, — совсем «вихры» меня наши одолели… Явите таку Божеску милость, не допущайте их в школу, ораву эту. Ин, только что полы отскреб к завтрашнему празднику, а они вишь опять напачкать норовят… Ведь с запруды пришли, пострелята… Вишь, карасиков вам наловили. Покажь карасей, Антипка! — скомандовал, обращаясь к неизменному главарю толпы и коноводу ее, Вавилыч.

Антипка с торжествующим видом выступил вперед. Его белобрысая рожица так и сияла. В засаленном картузе мальчика, сверкая на солнце серебристыми телами, беспомощно трепетали четыре живые карася.

— Вот тебе гостинчик от меня! — с победоносным видом произнес Антипка, протягивая Вавочке своих карасей.

— А это землянички малость! Сама насбирала! — произнесла робкая, миловидная Машуха, всегда дичившаяся всего и державшая себя в стороне от ребят.

— А ты, Анютка, што ж ты… — вдруг неожиданно засуетился Антипка. — Она тебе, Варвара Павловна, живого воробья приволокла. Ей-Богу! — весело прыснув, расхохотался он.

— Воробья? Какого воробья? — недоумевающе спрашивала Вавочка.

Анюта, как всегда, худенькая и миниатюрная, но не бледная теперь, а загорелая, как арап, на солнце, стыдливо выдвинулась вперед и протянула Вавочке свою грязную ручонку. Чуть-чуть сжатый в ее крошечном кулачке и, смело ворочая потешной маленькой головою с желтым клювом, сидел маленький, чуть оперившийся воробей-детеныш. Глаза Анютки так и сияли, рот улыбался до ушей.

— Возьми себе воробышка, Варвара Павловна, из гнезда выпал… — лепетала она, — у тебя он сохраннее будет… Ты обхождаться с ими умеешь, a у меня помрет, — пряча под пушистыми ресницами свои голубые глазки, заключила девочка и решительно протянула Вавочке воробья.

— Анютка, хошь, скажу учительше, што ли? — вдруг задорно выкрикнул Антипка и лукавыми глазами обвел толпу ребят.

— Не смей, не смей! — вдруг разом встрепенулась Анютка и сердито блеснула глазами в сторону шалуна.

— А я скажу! — не унимался тот. — Слышь, Варвара Павловна, Анютка-то ревмя ревела допрежь того, как отнести к тебе воробья своего! — торжественно заявил он.

Анютка вспыхнула, быстро закрыла лицо передником и юркнула за толпу детей.

А Антипка между тем затараторил быстро, боясь, чтобы кто-либо не опередил его объяснением Анюткиных слез.

— Анютке воробья жалко… Она его кормила, поила… Ровно мамка детеныша… Он клювиком из роту у нее хлебушко брал. А как узнала она, што все мы тебя гостинчиком потчевать задумали, так и она, Анютка, значит, отдала воробья.

— Вот как! — могла только произнести Вавочка, охваченная приливом светлого благодарного чувства к своей любимице. — Ну, ребятишки, спасибо вам, — дрогнувшим голосом, после минутного молчания, произнесла она.