Ей сдѣлалось жутко и она принялась будить мужа, но тотъ не просыпался.
Вотъ и станція Вакарель — высшая точка желѣзнодорожнаго пути. На станціи надпись, что путь находится на 825 метровъ надъ уровнемъ моря. Началось усиленное постукиваніе молотками по колесамъ вагоновъ. Желѣзнодорожная прислуга суетилась, кричала. Кричали черномазые мальчики и дѣвочки, предлагающіе ключевую воду въ кувшинахъ. Баба въ опанкахъ продавала какія-то пшеничныя лепешки. Прокуроръ проснулся, протеръ глаза, взглянулъ на Глафиру Семеновну и сказалъ:
— Пардонъ… Какъ я заспался! А супругъ вашъ еще спитъ?
— Какъ видите, отвѣчала Глафира Семеновна, радуясь, что есть съ кѣмъ нибудь хоть слово перемолвить. — А какое вы величественное зрѣлище проспали, когда мы сюда подъѣзжали! Какая пропасть! Мнѣ даже страшно сдѣлалось.
— О, я эту дорогу знаю отлично. Мнѣ часто приходится ѣздить отъ Пловдива въ Софію и обратно, но вотъ вашъ мужъ…
— Мужа я расталкивала, но онъ и голоса мнѣ не подалъ.
Прокуроръ потянулся, зѣвнулъ, покосился на пустую бутылку, лежавшую около него на диванѣ, и спросилъ:
— Мы это на какой станціи?
— На станціи Вакарель, отвѣчала Глафира Семеновна.
— Боже мой! Стало быть мы больше часа спали. До сихъ поръ мы все поднимались на высоту, а сейчасъ отъ этой станціи будемъ спускаться. Здѣсь водораздѣлъ. До сихъ поръ всѣ рѣки текли въ Черное море, а за этой станціей ужъ потекутъ въ Эгейское море. Фу, какъ пить хочется! Жаръ… Это отъ вина. Я вообще мало пью, но при такомъ пріятномъ знакомствѣ…съ вашимъ мужемъ — ошибся, переложилъ лишнее.
Прокуроръ спустилъ стекло у окна, подозвалъ къ себѣ дѣвочку и жадно напился воды изъ кружки, опустивъ туда для дѣвочки монетку въ пять стотинокъ.
— Вы знаете, кѣмъ вся эта мѣстность вокругъ Вакареля заселена? спросилъ онъ Глафиру Семеновну. — Здѣсь живетъ не болгарское племя, нѣтъ. Во время владычества турокъ тутъ были поселены плѣнные венгры и вотъ обитатели здѣшніе ихъ потомки.
— Да они на цыганъ и похожи по своему черномазію, отвѣчала та, смотря на кудряваго мальчика съ сизо-черными волосами, поднимающаго къ ея окну кувшинъ съ водой.
Звонокъ. Поѣздъ сталъ тихо отходить отъ станціи и не прибавлялъ ходу.
— Спускаемся въ водораздѣлъ Эгейскаго моря, сообщилъ своей спутницѣ прокуроръ. — Скоро пересѣчемъ границу Восточной Румеліи и спустимся въ долстну Ихтимана. Можетъ быть, непріятно вамъ, что я разсказываю? спросилъ онъ, видя, что Глафира Семеновна хмурится. — Можетъ быть, вы хотите покоя… чтобы никто съ вами не разговаривалъ?
— Ахъ, сдѣлайте одолженіе! Говорите. Даже очень пріятно. Я люблю разговаривать. Я не люблю только, когда люди много пьютъ.
— Усердно прошу прощенія. Это была ошибка. Но вѣдь вашъ мужъ своимъ радушіемъ можетъ даже мертваго заставить лишнее выпить. И такъ, буду вашимъ чичероне и стану вамъ разсказывать. что знаю. У Вакареля окончился желѣзнодорожный путь, построенный на болгарскія средства, и ужъ теперь мы ѣдемъ по турецкой дорогѣ.
— Какъ? Мы ужъ въ Турціи? воскликнула Глафира Семеновна.
— Нѣтъ, но ѣдемъ-то мы по желѣзницѣ, построенной на турецкій счетъ. Турція еще послѣ Пловдива, послѣ Филипополя будетъ. Филипополь по-болгарски Пловдивъ и мы его такъ и зовемъ. Послушайте, мадамъ Иванова, заѣдемте къ намъ въ Пловдивъ на сутки. Право, у насъ есть не меньше, что посмотрѣть, чѣмъ въ Софіи.
— Ахъ, нѣтъ, нѣтъ. И, Бога ради, не говорите объ этомъ мужу! воскликнула испуганно Глафира Семеновна. — Мы теперь ѣдемъ прямо въ Константинополь.
— Отчего вы такъ противъ нашего Пловдива? Мнѣ хотѣлось бы въ Пловдивѣ отблагодарить васъ и вашего супруга за то радушіе и гостепріимство, которое вы мнѣ оказали въ Оофіи, упрашивалъ прокуроръ. |