Встав на подоконник, она начала спускаться по крутой лестнице.

Дугал стоял у ее подножия и, когда Антония спрыгнула с последней ступеньки, он молча обнял ее.

На минуту ей показалось, что ничего серьезного до этого вообще не произошло. Жизнь как будто только начиналась. Как забавно, забавно и мило, что с Дугалом Конроем, у которого такое строгое лицо, честные голубые глаза, золотистые брови и непослушные волосы, произошла такая чудесная перемена.

Неожиданно он выпустил ее из рук и смущенно сказал:

— Простите. Мне очень жаль, что так получилось.

— Дугал Конрой, если вы еще раз скажете, что жалеете об этом, я преспокойно сброшу вас вон с той скалы.

Дугал шагнул в сторону. На его скулах заиграли желваки.

— Не говорите так, — попросил он. — Потому что, по-моему, кого-то уже сбросили со скалы.

Черная туча ужаса вернулась и снова закрыла ясный день.

— Гасси! — прошептала она. — Только не Гасси.

— Не знаю. Я спускался по веревке, привязав ее к парапету. Воспользовался тем, что в доме никого не было.

— И что?

Антония постаралась не думать о том, как Дугал висит над пропастью на веревке. Со все возрастающим страхом девушка слушала его рассказ:

— В двадцати футах вниз растет наполовину вырванный куст. На нем я и нашел вот это. — Он показал ей выцветший голубой лоскуток.

Антония вдруг отчетливо представила себе тощего загорелого Гасси в изношенной рубашке и залатанных брюках. Пусть плутоватого и в любую минуту готового соврать, но живого, пока еще живого.

— А как же удочки, Дугал? — наконец проговорила она.

— Их легко могли туда подбросить.

Антония подавленно кивнула:

— Пожалуй. Все равно, этот лоскуток еще ничего не доказывает. Может, это просто обрывок белья, которое повесила на веревку Белла. Здесь такой жуткий ветер.

Дугал недоверчиво посмотрел на девушку.

— Если с Гасси это все-таки случилось, — Медленно и нехотя начала она, — то лишь потому, что он кое-что знал или у него что-то было. То, что представляло для кого-то опасность. Дугал, мы должны узнать, что это.

— Я понимаю.

— Послушайте, — взволнованно сказала она, — не говорите пока полиции о вашей находке. Ведь если они приедут, все будут начеку, и мы так ничего и не выясним. Я кое-что придумала. Вечером мы все едем на танцы. Я тоже поеду, но где-нибудь через час незаметно сбегу, возьму такси и вернусь сюда. Давайте встретимся здесь часов в одиннадцать. К этому времени, если я не ошибаюсь, Белла будет уже пьяна и, кроме нас, в доме никого больше не будет.

— Вот это да! Подумать только! — послышался вдруг громкий голос Джойс Холстед. — Полюбуйтесь-ка на этих голубков!

Вместе с мужем она гуляла вокруг дома и, смеясь, говорила:

— Ничего-ничего, мы вам не помешаем. Но здесь немного свежо, вы не находите?

— Ну, как вам мой план? — тихо спросила Антония у Дугала, улыбаясь Джойс.

— Идет, — согласился он. — Но мне ужасно жаль, что вам придется ехать на эти танцы.

— Ничего не поделаешь. Они ни за что не оставят меня здесь одну. Во всяком случае сейчас.

— Пожалуй, вы правы. Все равно мне не хочется отпускать вас с ними. Мне вообще не хочется вас здесь оставлять.

— Почему же, Дугал? — Девушка попыталась шутить, но дрожащий голос выдавал ее волнение. — Уж не влюбились ли вы в меня? У меня такие рыжие волосы.