Изменить размер шрифта - +
Но Флетчер уже входил в комнату.

Он был среднего роста, лет пятидесяти, коренастый, круглолицый. В добротной одежде, он выглядел весьма преуспевающим бизнесменом. Он прошел в комнату, огляделся и спросил:

– Килли еще не отпустили?

– Нет, сэр.

– Вы об этом мне ничего не сказали, – проговорил он, кивком указав на мое лицо. Я потрогал бинты на щеке.

– Это случилось уже после.

– Местные хулиганы?

– Полиция. Он поморщился:

– Плохо. Голос тоже из‑за этого?

– Думаю... думаю, да.

– Лучше закройте дверь.

– Да, сэр. – Я быстро закрыл ее и поставил на предохранитель.

Когда я отошел от двери, Флетчер уже сидел в кресле, открывая чемодан.

– Вы лучше сядьте, – сказал он. – Вы очень бледны.

– Да, сэр.

– А это что такое? Вы весь в пластыре!

– Да, заклеен живот.

– Переломов нет?

– Нет, сэр.

– Слава Богу.

Я снова прилег на кровать, почувствовав слабость. Затем вдруг спохватился и спросил:

– Сколько времени, не знаете? Он взглянул на часы.

– Четверть третьего. Должны были приехать сюда раньше, но в бюро проката автомобилей в Сиракьюсе царит полная неразбериха. – По его тону я понял, что некомпетентность для него – смертельный грех, а абсолютная компетентность – единственная стоящая цель. Он сразу же завоевал мое доверие, и я лежал на спине, довольный, что мое представление о нем подтвердилось.

Он вытащил плоский серебряный портсигар и открыл его.

– Полагаю, что вы сейчас не в состоянии курить. Я покачал головой:

– Нет, спасибо.

– Так я и подумал.

В портсигар была вделана зажигалка, он закурил и сунул портсигар обратно в карман.

– Я не хочу, чтобы вы слишком напрягали голос, – сказал он, – но мне необходимо знать, что здесь происходит. Расскажите в общих чертах.

– Существовала переписка с человеком по имени Гамильтон, работавшим на здешней обувной фабрике. Мы с Уолтером приехали сюда, чтобы встретиться с ним. Мы пошли к нему домой, он находился на фабрике, и мы побеседовали с его женой. Потом нас арестовали. Меня продержали всю ночь, а Уолтера держат до сих пор. Они не сообщили мне о причине ареста, и только утром я понял, в чем дело. Был убит Гамильтон. Застрелен.

– Они не предъявили Уолтеру обвинение?

– Думаю, нет. Они задержали его, чтобы допросить. Его тоже били.

– А с вами как? Как вы все это заработали?

– Я... ну, одна девушка, которая работает репортером в местной газете, оказалась студенткой из моего колледжа. Она дочь управляющего фабрикой, но я подумал... словом, я говорил с ней. Все рассказал ей в точности, как было на самом деле. А потом в газетной статье она все вывернула наизнанку и обозвала меня глумливым и дерзким Стендишем, и я пошел к ней, чтобы выразить свое отношение к ее писанине.

– Вы пошли в редакцию?

Я почувствовал, что краска стыда заливает мое лицо.

– Нет, домой к ее отцу. И с ее отцом я тоже разговаривал.

– Ссорился с ним?

– Нет... не совсем. Он пытался убедить меня, что АСИТПКР – плохой профсоюз. Флетчер невесело улыбнулся:

– Рассказал вам все о Хоффе, конечно...

– Да, сэр.

– Они всегда это делают. Люди, подобные Хоффе, льют воду на мельницу руководителей предприятий. Произнеси слово “профсоюз” в беседе с каким‑нибудь управляющим, и он сразу же начнет распространяться по поводу Джимми Хоффы. Но они не скажут, что “чистые” профсоюзы мечтают о том, чтобы Хоффа вообще не родился на свет.

Быстрый переход