Изменить размер шрифта - +

     Только смерть нарушителя подтверждает, что ты обладаешь реальной полной властью.
     И если кончик уса его вздрагивал от негодования, то приговор всегда был один: смерть.
     Меньшей кары просто не было в его шкале.
     Из далекой светлой дали, куда он только что смотрел, Сталин перевел глаза на Абакумова. С нижним прищуром век спросил:
     - А ты - нэ боишься, что мы тебя жи первого и расстреляем?
     Это "расстреляем" он почти не договорил, он сказал его на спаде голоса, уже шорохом, как мягкое окончание, как нечто само собой

угадываемое.
     Но в Абакумове оно оборвалось морозом. Самый Родной и Любимый стоял над ним лишь немного дальше, чем мог бы Абакумов достать протянутым

кулаком, и следил за каждой черточкой министра, как он поймет эту шутку.
     Не смея встать и не смея сидеть, Абакумов чуть приподнялся на напряженных ногах, и от напряжения они задрожали в коленях:
     - Товарищ Сталин!.. Так если я заслуживаю... Если нужно...
     Сталин смотрел мудро, проницательно. Он тихо сверялся сейчас со своей обязательной второй мыслью о приближенном. Увы, он знал эту

человеческую неизбежность: от самых усердных помощников со временем обязательно приходится отказаться, отчураться, они себя компрометируют.
     - Правильно! - с улыбкой расположения, как бы хваля за сообразительность, сказал Сталин. - Когда заслужишь - тогда расстреляем.
     Он провел в воздухе рукой, показывая Абакумову сесть, сесть. Абакумов опять уселся.
     Сталин задумался и заговорил так тепло, как министру госбезопасности еще не приходилось слышать:
     - Скоро будыт много-вам-работы, Абакумов. Будым йище один раз такое мероприятие проводить, как в тридцать седьмом. Весь мир - против нас.

Война давно неизбежна. С сорок четвертого года неизбежна. А перед баль-шой войной баль-шая нужна и чистка.
     - Но товарищ Сталин! - осмелился возразить Абакумов. - Разве мы сейчас не сажаем?
     - Эт-та разве сажаем!.. - отмахнулся Сталин с добродушной усмешкой.
     - Вот начнем сажать - увидишь!.. А во время войны пойдем вперед - там Йи-вропу начнем сажать! Крепи Органы. Крепи Органы! Шьтаты, зарплата

- я тыбе ныкогда нэ откажу.
     И отпустил мирно:
     - Ну, иды-пока.

***

     Абакумов не чувствовал - шел он или летел через приемную к Поскребышеву за портфелем. Не только можно было жить теперь целый месяц - но не

начиналась ли новая эпоха его отношений с Хозяином?
     Еще, правда, было угрожено, что его же и расстреляют. Но ведь то была шутка.

22

     А Властитель, возбужденный большими мыслями, крупно ходил по ночному кабинету. Какая-то внутренняя музыка нарастала в нем, какой-то

огромнейший духовой оркестр давал ему музыку к маршу.
     Недовольные? Пусть недовольные. Они всегда были и будут.
     Но, пропустив через себя незамысловатую мировую историю, Сталин знал, что со временем люди все дурное простят, и даже забудут, и даже

припомнят как хорошее. Целые народы подобны королеве Анне, вдове из шекспировского "Ричарда III", - их гнев недолговечен, воля не стойка, память

слаба - и они всегда будут рады отдаться победителю.
     Толпа - это как бы материя истории.
Быстрый переход