Купидо приветствовал их теми же словами, что и обычно, но оба заметили, что голос его слегка дрожит от волнения.

– Октавио, пожалуйста, коньяк, – попросила донья Виктория, делая вид, что им нечего боятся, – обычные жесты легкого недоверия и превосходства по отношению к непрошеным гостям.

Адвокат налил две рюмки коньяку и бокал портвейна. Все трое отпили по глотку, медля с началом разговора, словно никто не знал, с чего начать.

– У вас еще остались к нам вопросы? – нарушила наконец молчание донья Виктория.

– Нет, – ответил детектив. – Уже нет. Сегодня я пришел к вам с ответами.

– Можете начинать, – велела она вызывающим и горделивым тоном.

– Не хватает только еще одного гостя, – сказал Купидо.

Донья Виктория и Октавио вопросительно посмотрели друг на друга.

– Что это значит? – спросил адвокат.

– Я пригласил сюда еще одного необходимого мне свидетеля. Он вот‑вот будет здесь. У него очень мощный мотоцикл.

Купидо заметил, как Эспосито быстро глянул на телефон, но не двинулся с места.

– Что вы себе позволяете? – гневно воскликнула донья Виктория. – Как вы смеете приглашать кого‑то в чужой дом?

Детектив взглянул на нее – ее глаза пылали негодованием, губы дрожали, она дышала часто и шумно.

– Немедленно покиньте этот дом, – приказала донья Виктория. – Не надо было вас пускать. Я с самого начала знала, что вас стоит остерегаться.

– Хорошо, – согласился Купидо. – Я подожду рядом, на улице. Но как только я выйду, вы начнете спрашивать друг друга: а что ему известно? Чего нам надлежит остерегаться по‑настоящему?

Рикардо не успел сделать и шага, когда раздались два осторожных удара дверного молотка, словно знаменующих приход главного гостя. Детектив только этого и ждал и сразу успокоился – стук в дверь изменил ситуацию, теперь его прогонять не будут. Послышались семенящие шажки служанки, и до собравшихся в комнате донеслись еле слышные обрывки фраз.

– Спрашивают вас, – сказала девушка, войдя в гостиную и обращаясь к Эспосито. – Не представились.

Адвокат направился было в сторону коридора, но Купидо вынул из кармана пиджака две фотографии и бросил их на маленький столик рядом с рюмками.

Эспосито и донья Виктория склонились над ними. На одном снимке были запечатлены Глория и Маркос Англада, сидящие друг против друга; они улыбались, взявшись за руки. А между ними, на стене, виднелась размытая фотография выпускников. Другой снимок, зернистый, являл собой увеличенную во много раз деталь этого самого портрета, а точнее – одно из лиц. Казалось, его извлекли из общего снимка, как какую‑нибудь окаменелость во время археологических раскопок. Здесь он выглядел лет на пять‑шесть моложе – лицо более бледное и осунувшееся, растерянное и напряженное перед камерой, но не узнать его было трудно. Под изображением, несмотря на некоторую нечеткость в очертаниях букв, проглядывало имя: Октавио Эспосито Бланко.

Купидо молча ожидал их реакции. Эспосито взглянул на донью Викторию, словно чувствуя, что должен объясниться.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил он голосом, совсем не походившим на зычный и уверенный голос адвоката, убеждающего суд в невиновности своего подзащитного.

– Пока ничего. Но, думаю, не стоит заставлять ждать в дверях старого товарища.

– Пусть войдет, – приказала служанке донья Виктория. Прежний гнев уступил место смятению и страху. Она потеряла земли предков и состояние в долгой судебной тяжбе. У нее остался лишь Октавио, и она начинала подозревать, что может потерять и его. Детектив понял: она не знает всей правды.