Попытки убежать не удавались, потому что маленькими рогатинами их снова и снова возвращали в центр круга. Кроме того, один из мальчиков разжег огонь – несмотря на висящие повсюду запретительные знаки – из заранее приготовленных сухих веточек. Напуганные дымом, скорпионы застыли в неподвижности, обманчиво покорные. Вряд ли кто‑то мог предположить, что их железы сейчас напряженно работают, чтобы произвести как можно больше яда.
Игра началась. Два мальчика зафиксировали скорпионов на месте, крепко держа рогатинами. Третий открыл тюбик с клеем и осторожно, но четко и уверенно – видно, не впервой – выдавил на острое и кривое жало каплю, которая тут же затвердела. Рогатины убрали, и скорпионов освободили. Те какое‑то время не шевелились, вычисляя, что же им следует предпринять, все еще напуганные исполинскими фигурами и запахом гари, исходившим от ограждения, но, несомненно, верящие в силу своего яда и свою непреклонную отвагу. Мальчик, капавший клей, поднес к ним руку. Оба скорпиона приняли оборонительную стойку, жало к жалу, прикрывая друг друга спинами и готовясь принять бой с огромным врагом, кости и сухожилия которого были в тысячу раз мощнее, чем их собственный хрупкий скелет. Когда палец приблизился, скорпионы приподняли брюшко над землей и выпустили против пальца жала, но теперь они походили на маленькую копию пастушеской палки с увесистым шаром на конце и не могли уколоть, только били, как крошечные кулаки. Вызывая бурное веселье детей, скорпионы несколько раз ударили по пальцу, потом остановились передохнуть, приведенные в замешательство твердым наростом, появившимся на кончике жала. Мальчишки начали дразнить их пальцами и приставали к ним, пока те совсем не выбились из сил, пытаясь защититься и уже осознавая, какую шутку с ними сыграли. Двое мальчишек положили скорпионов на ладони, приблизили к лицу и, рассмотрев, бросили на землю, чтобы раздавить ногой. Не наигравшись вволю, словно им встретились недостаточно свирепые противники, ребята отправились искать под камнями очередную пару. Они разошлись вокруг поляны, а двумя минутами позже раздался крик одного из них. Мальчик прибежал к остальным, будто ища защиты. Все было подумали, что его ужалил скорпион, когда тот сунул руку под камень, но он сказал:
– Там мертвая женщина.
Парень был белым как полотно, и все поняли, что это не шутка.
Затем, поднеся руку к своей шее, он проговорил:
– У нее нож в горле.
Солнце опустилось за гребень Юнке, и в темноте пришлось включить электрогенераторы. Время от времени вспышки фотокамер освещали пеструю и необычную для потревоженных среди ночи птиц картину. С дюжину людей, почти все в полицейской форме, которых тремя часами ранее привела сюда ватага мальчишек, передвигались среди деревьев, изучая каждую деталь, каждую примятую травинку, каждую сломанную ветку, каждый сдвинутый камень.
К высокому молодому мужчине в штатском, который разговаривал со следователем и судмедэкспертом, уже приехавшими забрать тело, приблизился человек в форме сержанта.
– Мы осмотрели все вокруг три раза, лейтенант. При таком освещении нам здесь больше делать нечего.
Мужчина в штатском посмотрел на следователя, ожидая его решения. Тот кивнул головой в знак согласия, и тогда сержант разрешил подойти двум санитарам в белых халатах. Санитарная машина стояла ниже, на развилке, откуда брала начало тропинка. Они осторожно подняли тело и положили на брезентовые носилки. Круглые алюминиевые трубки блестели, отражая свет электрических лампочек.
– Будто кто‑то специально ждал этого момента. До конца прошлой недели здесь постоянно кружил патрульный вертолет, – сказал лейтенант, глядя на посиневшее лицо, нож с деревянной рукояткой, торчащий из шеи (никто не имел права трогать его, пока не явятся эксперты из Мадрида), а также следы земли с кровью, которые крыса оставила на лбу и на светлой рубашке жертвы.
Санитары поспешили накрыть тело простыней. |