– Не цепляйся к нему каждую минуту, – возразила она. – Он в самом деле очень приятный. И мне его жалко. Он немного рассказал мне про свою семью и вообще. У него было тяжелое детство.
– Боже мой! – Йон пожал плечами. – Скажи, у кого оно было легкое?
В окне второго этажа раздался пронзительный девичий визг, за ним последовал громкий хохот. Загремела музыка, разумеется рэп.
– Я‑то думала, что они совершенно обессилели, – сказала Юлия. – Ведь еле плелись по лесу. И вот, пожалуйста, моментально ожили.
Йон запрокинул голову:
– Эй! Нормальная громкость, ясно?
На подоконнике появились, хихикая, Людмила Невуда и Тамара Грассман, а между ними Тимо. Какого черта он делает в комнате девочек? Он что, плюется? С ума, что ли, сошел?
Йон шагнул в сторону. Мерзкий блестящий комочек упал рядом с ним на гравий. Когда он снова поднял голову, в окне не было ни девочек, ни Тимо.
– Ну, это уж слишком, – прорычал он. – Я сейчас шкуру с него спущу.
– Не драматизируй, – предостерегла Юлия. – Это наверняка ненамеренно; скорей всего, он тебя просто не видел.
Она прошла следом за ним в здание; в столовой были накрыты столы. Пахло гуляшом, в небольшом танцзале кто‑то бренчал на рояле вечный собачий вальс.
– Неважно, видел он меня или нет, – сказал Йон. – Просто так жвачку все равно нельзя выплевывать куда попало. Впрочем, ты права, Тимо сейчас не стоит цеплять. Я и так слишком рад, что он скоро исчезнет с моих глаз.
– Ах, он тебе рассказал?
– Мне сообщила его мать. В отличие от тебя я надеюсь, что он уже не передумает. Честно говоря, я просто не понимаю, как тебе удается так хорошо с ним ладить.
– Что значит хорошо? На моих занятиях он скорей незаметен. Ну что, сходим куда‑нибудь после ужина?
– Может, в Гамельне найдется симпатичный маленький отель? – тихо проговорил он. – Что ты скажешь?
Она улыбнулась, подмигнула ему и скрылась в своем коридоре.
– Где тебя так долго носило? – Шредер натягивал майку, когда Йон вошел в их общую комнату. Такое размещение Филипп предложил еще в Гамбурге. Всего им предоставили три двухместных номера, один из них, естественно, полагался Юлии. – Жить вместе с Концельманном мне не хочется, – сказал тогда Шредер, – а мы с тобой всегда поладим.
Разумеется, Йон согласился. В присутствии пятидесяти одного школьника и двух коллег он все равно не мог рассчитывать на ночные встречи с Юлией. Шредер же был приятным напарником – неукоснительно следил за гигиеной, не храпел и помимо прочего был не слишком болтлив – качество, которым наделены далеко не все коллеги. Несколько лет назад Йону пришлось делить комнату с Мейером‑биологом, и тот часами донимал его анекдотами и фотографиями своей в ту пору еще двухлетней внучки.
– Я говорил с Юлией, – ответил он. – О том, что мы предпримем сегодня вечером.
Он сел на кровать, расшнуровывая ботинки и стараясь не обращать внимания на постепенно бледнеющие царапины на спине Шредера. Заметил он их уже в первый вечер и почувствовал зависть, не из‑за рыжеволосой практикантки как таковой, а из‑за того, что сексуальная жизнь Филиппа протекает столь бурно. Сам он уже долгое время не спал с Юлией. Сначала на пару дней к ней приезжала сестра, потом по различным причинам не получалось то у нее, то у него. После поездки в Прованс они спали четыре раза, слишком мало для целого месяца.
– С Юлией. Ага! – Шредер босиком прошлепал к шкафу и сунул рубашку в мешок для белья. – Скажи‑ка, я ошибаюсь или между вами что‑то намечается?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, вот, например. |