– Я даже считала, что таких экземпляров не существует в природе. А уж как вспомню свои школьные годы… – Она подошла к шкафу, стала вытаскивать из ящиков картонные папки, исписанные цифрами и отдельными буквами, и складывать их на пол. – Я ненавидела латынь. Просто ненавидела. Всяких там Цезарей, когорты, бесконечные военные экспедиции и битвы.
– На латыни написано огромное множество величайших произведений литературы, – заметил он и приготовился к возражениям. Но она вместо ответа опять наклонилась и продемонстрировала свою неподражаемую попку. – В том числе самые настоящие комедии. Взять, к примеру, Теренция. Одну из его комедий я как раз читаю на своем факультативе… Вам помочь?
– Не‑е, – отказалась она, – иначе вы внесете еще больше хаоса в нынешний беспорядок. Дело в том, что он создан не мной. Лучше расскажите немножко об этом. Про Теренция я вообще не имею ни малейшего представления, знаю только, что существуют иллюстрации Дюрера к его комедиям. Гравюры по дереву, притом очень хорошие.
– Я знаю.
Она лишь на секунду оглянулась на него через плечо.
Нужно вести себя осторожней, сказал он себе. Ни в коем случае нельзя выглядеть слишком умным.
– Вкратце это будет так, – с улыбкой сказал он. – Пунические войны. Карфаген, понятно? Римляне покорили его в сто восемьдесят пятом году до рождества Христова.
– Ганнибал и Гасдрубал. – Она взялась за следующий ящик. – Когда жил ваш Теренций?
– Секундочку. Покоренная Северная Африка поставляет в Рим рабов, в любых количествах, и некий сенатор Теренций покупает красивого мальчика.
– Понятно.
– Нет, не для того, о чем вы подумали, – возразил Йон. – Теренций дал мальчику блестящее образование и воспитание. В конце концов объявил его свободным гражданином. После чего мальчик взял имя своего прежнего господина и сделал карьеру как поэт.
Юлия лихо подхватила последнюю картонку, положила на стопку и вытерла ладони о джинсы.
– Поскольку он был выходцем из Африки, к его имени добавили прозвище «Afer», то есть «Африканец», – продолжал Йон, когда они совместными усилиями отодвинули тяжелый шкаф на несколько сантиметров от стены. – Точная дата его рождения неизвестна. Предполагается, что он умер, не дожив и до тридцати лет, в сто пятьдесят девятом году. Утонул.
– Как утонул? – Она бросила коврик и полотенце возле шкафа и встала на колени. – Ну что, приступим?
– Он плыл в Малую Азию, на корабле. Потом намеревался посетить Грецию – поискать пропавшие пьесы. Вам что‑нибудь говорит имя Менандр?
– Абсолютно ничего. Приподнимите край шкафа, а я подсуну под него коврик, ладно?
Йон навалился на шкаф и наклонил его к стене. Она подсунула под левую ножку коврик, под правую полотенце. При этом коснулась плечом его бедра.
– В четырех из шести дошедших до нас комедий Теренция прослеживаются заимствования из пьес Менандра, – добавил он.
Она подняла к нему лицо.
– Опускайте на место.
Он осторожно опустил шкаф и сел на корточки рядом с Юлией.
– Скажем, мотив кораблекрушения, разыгравшейся бури, – продолжал он. – В Эгейском море постоянно гибли корабли. Между прочим, именно Теренцию, а если точней, одному из его персонажей принадлежит довольно расхожая и банальная фраза…
У него перехватило дыхание. Звездочка, которую он видел на ее ключице, куда‑то исчезла.
– Фраза? Что за фраза? – переспросила она. Он дотронулся подушечками пальцев до ее ключицы.
– В школе я заметил вот здесь маленькую звездочку. |