— Как ты думаешь, когда мы доберемся до Миссисипи, Росс?

— Может, через неделю.

— Ты уже бывал на Миссисипи?

— Много раз.

Росс вытер лицо суровым полотенцем, выплеснул грязную воду на землю, осторожно протер бритву и уложил ее вместе с другими принадлежностями в ковровую сумку. Этот блестящий серебряный бритвенный прибор Виктория подарила ему на Рождество. Он заставил себя думать об этом, а не слушать тихую колыбельную, доносившуюся из фургона.

— Счастливчик. Я никогда не видел Миссисипи, — сказал Бубба. — Дождаться не могу.

Росс добродушно посмотрел на мальчика, его лицо разгладилось.

— Есть на что посмотреть, это точно.

Мальчик просиял.

— Хочешь, я сегодня буду править твоим фургоном?

Росс бросил быстрый взгляд на фургон.

— Да, не откажусь, если ты не нужен на это время родителям.

— Нет. У нас и Люк может править, если Ма будет занята чем-то другим.

— А я тогда оседлаю Счастливчика и поохочусь. А то ем только то, что другие приносят, с тех пор… — Он помолчал, его лицо омрачилось печалью. — Тогда я добуду сегодня мяса.

— Пойду, скажу своим. Пока, Росс.

И Бубба побежал через весь лагерь к фургону Лэнгстонов, откуда был слышен голос Ма, которая раздавала приказания, как заправский капрал.

Росс посмотрел на вход в фургон. Парусиновые занавески были опущены. Он ушел из фургона вечером, когда Ма начала устраивать эту девушку на ночь в той постели, где он спал с Викторией. С тех пор он туда не входил. Он устроился спать на одеялах под фургоном, с седлом вместо подушки под головой. Черт, речь совсем не об этом. В конце концов, так он спал большую часть своей взрослой жизни. Но он не мог вынести мысли, что эта девушка спит в посте-ля, где он спал с Викторией, в постели, где Виктория умерла.

Он не был уверен, что сможет спокойно смотреть на Лидию, но будь он проклят, если позволит этой шлюшке с ее влажным язычком выжить его с его территории. С гневной решимостью он раздвинул парусиновые занавески и залез в фургон.

Она спала. Ли свернулся клубочком у ее груди. Ее грудь ритмично поднималась и опускалась под мягкой тканью рубашки, копна волос разметалась по подушке.

Нет, он вовсе не желал, чтобы, проснувшись, она застала его глазеющим на нее. Если он решил охотиться, ему нужны пули. Он наделал страшного шума, разыскивая коробку с пулями, хотя все время точно знал, где она стоит. Наконец нашел, высыпал несколько пуль на ладонь и опустил в карман рубашки.

Когда он обернулся к ней, он поймал ее взгляд. Она лежала не двигаясь, молча, и это чертовски раздражало. Словно он ворвался к ней без стука. Он сердито повязал шейный платок. Она оставалась безмолвной и неподвижной, но следила глазами за каждым его движением. Почему она молчит? Она и вчера говорила не много. Может, она ко всему еще и слабоумная?

Не в силах дольше выносить этот безмолвный внимательный взгляд, он нервно спросил:

— Хотите кофе?

Она кивнула головой, потревожив копну кудрей, обрамлявших лицо.

— Да.

Ненавидя себя за этот вопрос, он вышел из фургона. Он вовсе не собирался о ней заботиться, тем более приносить ей кофе в постель, как какой-нибудь слуга. Схватив кофейник, он вылил кипящую жидкость в другую оловянную кружку. Несколько капель упало на руку, что дало ему прекрасный повод замысловато и прочувствованно выругаться. Это помогло. Он не ругался с тех пор, как Виктория Джентри впервые обратила на него внимание в конюшнях своего отца.