Лэнгстоны спокойно принимали жизнь во всех ее проявлениях. Лидия смутилась, когда Анабет подсунула под нее тазик, чтобы она смогла облегчиться, но девочка проделала это весьма доброжелательно и умело и без всякой неловкости выплеснула тазик за задний полог фургона.

Во время дневного привала, когда караван остановился, чтобы люди и животные отдохнули, Ма вскарабкалась в фургон поменять кусок ткани, которую она подкладывала Лидии между ног, чтобы впитывала кровь.

— Кровотечение уменьшилось. Похоже, по женской части у тебя все в порядке, хотя еще несколько дней ты поболеешь.

В прямоте Ма не было ничего обидного, но Лидия очень стеснялась таких осмотров. Странно, что в ней осталась хоть какая-то стыдливость, если учесть, где она жила последние десять лет. Должно быть, ее мать воспитала в ней некоторую утонченность еще до того, как они переехали на ферму Расселлов. Она понимала, что, раз она член семьи Расселлов, многие люди и ее считают «белой швалью». Грязные насмешки неслись им вслед, когда они бывали в городе — к счастью, нечасто. Лидия не понимала всех слов, но научилась распознавать оскорбительный тон и бояться.

Снова и снова ей было стыдно и хотелось кричать, что они с мамой не такие, как Расселлы. Они совсем другие. Но кто поверил бы грязной босоногой девчонке в лохмотьях?

Она, как и Расселлы, пользовалась столь же сомнительной репутацией и так же подвергалась насмешкам.

Но, по-видимому, не все судили так поспешно. Например, Лэнгстоны. Они не придали значения ее грязной, изорванной одежде. Они не осуждали ее за то, что родила ребенка без мужа. Они относились к ней, как к порядочной женщине.

Она не чувствовала себя вполне порядочной, но больше всего в мире хотела бы быть порядочной женщиной. Может быть, понадобятся годы, чтобы смыть пятно, которое оставили на ней Расселлы, но она все равно будет стараться смыть его, даже если это будет стоить ей жизни.

За этот день перед ней прошло все семейство Лэнгстонов, один за другим. Два мальчика, которые нашли ее, застенчиво сунули головы в фургон, и мать представила их:

— А это мой старший, Джейкоб, но все зовут его Бубба. А второй — Люк.

— Спасибо за то, что помогли мне, — тихо сказала Лидия. Она уже не протестовала против спасения своей жизни. Теперь, когда она избавилась от последнего напоминания о Клэнси, жизнь не казалась ей совсем безнадежной.

Белоголовые мальчики залились краской до корней светлых волос и пробормотали:

— К вашим услугам.

Общительной и энергичной Анабет было двенадцать лет. За ней шли погодки Мэринелл, Сэмюэл и Атланта. Самому младшему, Микаху, не было еще и трех.

А поздно вечером к ней в фургон зашел Зик. Стащив шляпу с лысой головы, он сказал:

— Рад, что вы здесь у нас, мисс… э… Лидия. — Он улыбнулся, и Лидия заметила, что у него во рту всего два передних зуба.

— Простите, что я доставляю вам столько хлопот.

— Какие там хлопоты! — отмахнулся он.

— Я перестану вас обременять, как только смогу. — Она совершенно не представляла себе, куда пойдет и что будет делать, но не могла нахлебничать у этого славного семейства, в котором и своих ртов было достаточно.

— Об этом не беспокойтесь. Выздоравливайте, а там мы что-нибудь придумаем.

Казалось, и все Лэнгстоны относятся к ней так же. Но Лидия думала: а как же другие люди из каравана? Конечно, шли сплетни насчет девушки, которую нашли после родов мертвого ребенка в лесу, одну без мужа. Ма отказывалась принимать даже самых благожелательных визитеров, которые приходили справиться о «бедной, несчастной девушке», говоря только, что она, похоже, уже идет на поправку и что скоро они смогут с ней познакомиться.