Я еле сдерживаюсь, чтобы не отдать ему честь и не сказать: «Так точно, сэр!» Что то мне подсказывает, что ему будет не смешно.

– В это время я могу подольше с ней гулять.

Он утвердительно мычит. Видимо, это его версия пламенного одобрения.

В коридоре на втором этаже он останавливается у открытой двери. Комната пуста, не считая нескольких неразобранных коробок и матраса в целлофане.

– Это моя комната? – спрашиваю я.

Он хмурится, и я невольно съеживаюсь.

– То есть здесь я могу спать, когда вас нет дома? – уточняю я, чтобы он не подумал, что я собираюсь к нему переехать или что то такое. – Пока занимаюсь с собакой?

Он скрещивает руки на груди.

– Да.

От его пронизывающего взгляда мое сердце мечется в груди, как взволнованная собака, переминающаяся на лапах. Я не придумываю ничего лучше, чем снова нервно улыбнуться, и от этого складка между его бровями становится еще глубже.

– Супер, – практически взвизгиваю я.

Он указывает подбородком на дверь ванной в коридоре.

– Можешь пользоваться этой ванной. У меня в спальне собственная.

Он снова пристально смотрит на меня, и я пытаюсь не осесть на пол под тяжестью его взгляда. Я ему явно не нравлюсь, но все изменится, когда он поймет, насколько проще я могу сделать его жизнь. Кроме того, он меня даже видеть не будет.

Потерять эту работу для меня не вариант.

Глава 3. Джейми

ПИППА ХАРТЛИ СТОИТ в моей гостиной и играет с собакой, а я не могу вздохнуть. Когда я открыл дверь, то подумал, что у меня галлюцинации.

Волосы стали длиннее. Но застенчивая улыбка та же и те же серо голубые глаза, глядя в которые я забываю свое имя. Тот же мягкий, певучий голос, которым я заслушивался в старшей школе, когда она болтала и смеялась с другими ребятами из группы.

Но, повзрослев, она стала просто сногсшибательной. Полный отпад. Веснушки на носу и скулах, высыпавшие под летним солнцем; золотые локоны карамельных волос, меняющих оттенок от темного к светлому. Хотя брекеты в школе на ней смотрелись довольно мило, сейчас от ее улыбки у меня чуть сердце не остановилось.

«Я Пиппа», – произнесла она в дверях, будто совсем меня не помнит. Не знаю, почему это меня так расстроило.

– Хотите, я помогу вам разобрать вещи? – предлагает она, пытаясь отнять игрушку у собаки. – Или я могу сходить за продуктами, или сделать заготовки на неделю.

Она говорит, а я смотрю на ее красиво очерченный рот. У нее такие мягкие губы, идеального оттенка розового. Всегда такими были.

Черт.

– Нет, – вышло грубее, чем я рассчитывал, но я на взводе.

У меня башка не работает рядом с Пиппой Хартли, и так было всегда.

На секунду я вновь оказываюсь в школьном коридоре, под дверью музыкального класса, где я сидел и слушал, как она поет. У нее был самый прекрасный, волшебный и завораживающий голос, что я слышал в жизни – нежный, но хриплый на определенных нотах. Сильный, но в какие то моменты тихий. Всегда чистый. Пиппа хорошо знала, как пользоваться своим голосом. Но она никогда не пела на сцене. Пел всегда этот чертов Зак, а она подыгрывала ему на гитаре.

Интересно, она до сих пор поет?

Интересно, она до сих пор с ним? При этой мысли у меня раздуваются ноздри. Этим летом я увидел на билборде его тупую рожу, которая так и просит кулака, и чуть не уехал в кювет. Это он открывает тур? Он едва умел на гитаре играть. И голос у него средний.

Не то что Пиппа. Она талант.

Спустя восемь лет я по прежнему вспоминаю тот школьный коридор. Не знаю почему – и это неважно.

Собака тянет игрушку на себя, а Пиппа хохочет.

Мне нужно убраться отсюда.

– Мне пора на тренировку.