Датт наполнил бокал Жан-Поля, но тот его не взял. Датт указал на бокал горлышком бутылки.

— Пей. — Он взял бокал и протянул Жан-Полю. — Выпей и скажи, что эти черные мысли — не то, что ты на самом деле думаешь о старике Датте, который так много для тебя сделал.

Жан-Поль сердито отмахнулся. Возможно, ему не понравились слова Датта, что он ему чем-то обязан. Он швырнул полный бокал через всю комнату и выбил бутылку из рук Датта. Та покатилась по столу, роняя рюмки, как кегли, и заливая светлой жидкостью скатерть и столовые приборы. Датт встал, неловко вытирая жилет салфеткой. Жан-Поль тоже вскочил. Единственным слышным звуком было бульканье вытекающего из бутылки вина.

— Мерзавец! — воскликнул Датт. — Ты осмелился напасть на меня в моем собственном доме! Ты ничтожество! Оскорбляешь меня в присутствии гостей и ударил, когда я предложил тебе вина! — Он отряхнулся и швырнул влажную салфетку на стол в знак того, что обед окончен. Столовые приборы печально звякнули. — Тебе нужно преподать урок, — сказал Датт. — И ты его получишь, здесь и сейчас.

До Жан-Поля наконец дошло, какое осиное гнездо он разворошил в душе Датта. Лицо его стало решительным и жестким, но не надо быть психологом-любителем, чтобы понять: если бы он мог повернуть время вспять, то непременно исправил бы сценарий.

— Не трогайте меня, — сказал Жан-Поль. — У меня тоже есть опасные друзья, как и у вас, и мы можем вас уничтожить, Датт. Я все о вас знаю, о той девушке, Анни Казинс, и почему ее надо было убить. Вы не все знаете об этом деле. И есть еще много чего, о чем полиция очень захочет узнать. Только троньте меня, вы, старая жирная свинья, и сдохнете, как та девчонка. — Он оглядел нас всех. Лоб его взмок от напряжения и тревоги. Он выдавил мрачную ухмылку. — Только троньте меня, только попробуйте!..

Датт ничего не сказал, остальные тоже молчали. Жан-Поль продолжал бормотать, пока не выдохся.

— Я вам нужен, — заявил он Датту наконец.

Но Датт в нем больше не нуждался, и все в комнате это отлично понимали.

— Роберт! — гаркнул Датт.

Не знаю, прятался ли Роберт в шкафу или в трещине пола, но появился он очень быстро. Роберт оказался тем самым трактористом, ударившим одноухого пса. Высокий и плечистый, как и Жан-Поль. Но на этом сходство и заканчивалось: Роберт казался сделанным из тикового дерева, а Жан-Поль — из папье-маше.

За Робертом стояла женщина в белом фартуке. Теперь, когда они были рядом, фамильное сходство бросалось в глаза: Роберт явно приходился сыном этой женщине. Он подошел к Датту и вытянулся перед ним, как солдат при награждении. Старуха осталась в дверях, твердо сжимая дробовик 12-го калибра. Довольно потрепанное старье, приклад обожженный и грязный, вокруг дула ржавчина, будто его макали в лужу. Обычно такие штуковины держат в сенях деревенского дома для отстрела кроликов и крыс. Небрежно сделанное оружие массового производства, безвкусное и лишенное стиля. Меньше всего мне хотелось оказаться пристреленным из такой штуки. Поэтому я сидел тихо, очень-очень тихо.

Датт кивком указал на меня, и Роберт быстро обыскал меня, негрубо, но умело.

— Ничего.

Он перешел к Жан-Полю. В кармане Жан-Поля обнаружился автоматический маузер калибра 6.35. Роберт понюхал его, выщелкнул обойму, высыпал патроны себе на ладонь и передал пистолет, обойму и патроны Датту. Датт взял их с таким видом, будто это нечто вроде вируса, и нехотя сунул в карман.

— Уведи его, Роберт, — велел Датт. — От него тут слишком много шума. Не терплю, когда кричат.

Роберт кивнул, повернулся к Жан-Полю, двинул подбородком и издал цоканье, каким подгоняют лошадей. Жан-Поль тщательно застегнул пиджак и направился к двери.