Он вновь скептически посмотрел на Донована, выловил из своего супа «коготь феникса» и обсосал с косточки мясо.

— Знаете, — продолжил Манлий, обращаясь к тарелке, — я ведь даже не участвовал в той последней битве. Мое подразделение получило приказ соединиться с теми силами, которые осадили Падаборна, но сообщение доставили слишком поздно, потом еще возникли сложности во время сборов… Кое-кто поговаривал, будто командир подразделения умышленно тянул время. Возможно, он симпатизировал Падаборну. Но этого мы уже никогда не выясним, поскольку он исчез после восстания. Будь у нас тогда тот Круг, что есть сейчас у Периферии, приказ поступил бы в срок, и… даже не знаю. В те дни я считал Падаборна гнусным предателем и позором Пасти Льва. А сейчас… сложно сказать. Возможно, он просто опередил свое время.

Он вновь повернулся к Доновану:

— Окажись там мы с братьями, тебе ни за что не удалось бы сбежать.

— Я пока что даже не знаю, был ли там вообще, — пожал плечами человек со шрамами.

Манлий опустился в кресло и облизал зубы.

— Вот что я хочу сказать тебе, Ошуа: наличие Падаборна в наших рядах наверняка склонило бы чашу весов в нашу пользу. Но для этого нужен тот самый Падаборн, каким он был тогда. А эта старая развалина… — Он слегка кивнул в сторону «развалины». — Да я прямо-таки слышу, как скрежещут его заржавленные шестеренки. Боюсь, товар, который ты нам привез, испортился по пути. Кстати, Екадрина-то знает, что он вернулся? Не уверен, что этот калека способен ее напугать. Его разум разрушен.

— Что еще за Екадрина? — оскалился Донован.

— Это та, кто разрушила его, — улыбнулся Ошуа.

На несколько мгновений повисло молчание, но их хватило, чтобы в голове человека со шрамами состоялся мысленный диалог.

Внутренний Ребенок дрожал от страха; Силач рычал и взывал к мести; Ищейка же указал на то, что Екадрине могут быть известны имена других таких же, как они.

«И что? — закричал Внутренний Ребенок. — Какое нам дело до того, что существуют и другие?»

Рядом встал юноша в хламиде. Древнее облачение было распахнуто с правого бока, позволяя увидеть, что, кроме этой одежды, на нем ничего нет. У него было лицо Донована, но только такого, каким он был бы в юности. Юноша опустил руку на плечо человека со шрамами и произнес: «Во имя братства».

Разрозненные осколки сознания Донована могли только гадать, почему этот юноша, да еще девушка в хитоне были единственными из них, кто проявлялся в виде зрительных галлюцинаций.

— Давайте не забывать, — пробормотал Фудир, — что мы должны попасть на Полустанок Дангчао. Нас там ждут дела.

— Он все время разговаривает сам с собой? — поинтересовался Манлий у хозяина корабля.

— Гидула возлагает на него надежды, — сказала Равн.

Манлий повернулся к ней.

— И именно Гидула, твой наставник, некогда заявил Даушу, что война продлится всего десять лет, — указал он.

— Что же, так и было, — ответил Ошуа. — Дважды.

Манлий моргнул, запрокинул голову и зашелся грубым хохотом, грохоча левой рукой по столу.

— Отменная шутка, Ошуа. Старику ее не рассказывал?

— У Гидулы своих полно, — заметил Ди Карнатика. — Зачем ему еще и мои?

— О да. С ним приходится держать ухо востро. Он, может, и стар, но кто лучше него разбирается в этой игре?

— Ему только потому и удалось дожить до седин, — сказала Равн, — что он овладел ею в совершенстве.