— Точно?

— Не торгуйся!

— А ты ему ничего не сделаешь?

— Обещаю. Ничего. Кто, говори!

— Михаил Иванович.

— Кто?! — Кира и Николай вскрикнули одновременно. Да любой, только не он. Человек, на которого в доме чуть не молились, человек, которому доверили судьбу дочери!.. Знаменитый скрипач, образцовый семьянин Райхельсон оказался последним мерзавцем.

Кира посмотрела на светящийся экран монитора. И отшатнулась, не выпуская из ладоней головы дочери. С экрана смотрела фотография Райхельсона и над ней строка — «Покушение на всемирно известного скрипача».

К шести часам вечера Райхельсон вышел из наркоза. У кровати сидела жена, зареванная, с опухшим лицом. Рядом с ней старший сын.

— Где я?

— Господи! Наконец-то! Родной ты мой...

— Где я? — повторил Михаил Иванович, беспомощно озираясь по сторонам.

— В больнице, папа, в больнице. Все нормально. — Голос Сергея звучал как-то сипло, он будто с трудом выдавливал слова.

— Почему? Что со мной?

— Мишенька, в тебя стреляли. Слава богу, промахнулись!

— Куда попали? — Мозг Райхельсона стремительно включился в ситуацию.

— Жизненно важные органы не затронуты. Операция прошла успешно. Через пару дней будете дома. — Подошедший врач-реаниматолог только что закончил перебранку с журналистом, пробившимся через все заградительные кордоны больницы. Он был рад, что пациент, наконец, очнулся. В другом подобном случае он бы и не переживал, рутинная операция, рутинный наркоз. Но здесь — мировая величина!

— А что задето?

— Правое плечо. Ничего серьезного.

— Я смогу играть? — Райхельсон впился глазами во врача.

— Да какое это имеет значение, Мишенька? Главное, что ты жив! — Жена готова была разозлиться: как он может беспокоиться, о чем-то что будет, когда еще несколько часов назад она не знала, выживет он или нет.

— В футбол точно сможете, — попытался отшутиться реаниматолог.

— Я серьезно с вами разговариваю! — взревел Райхельсон.

— Папа, успокойся, — вмешался Сергей.

— Молчи! Отвечайте!

— Понимаете, у вас задет нерв. Рука двигаться будет, но гарантировать... В бытовом плане, скорее всего, проблем не возникнет, но...

Николай позвонил домой около семи вечера. Поинтересовался, как дела, как Катюша, как сама Кира? Но голос был странный, отчужденный. Киру это обеспокоило, и про дневной обморок дочери она решила не говорить.

— Да все нормально. Катюшка занимается, я по хозяйству. Ты когда будешь?

— Не скоро. Хочу, чтобы ты меня правильно поняла. Я вас обеих очень люблю. У меня в жизни нет ничего дороже вас.

— Я знаю, милый, знаю.

— Не перебивай, Кирюша! Мне и так трудно говорить. Я сделал то, что должен был сделать. Иначе жить бы не смог.

— Что? О чем ты говоришь? Я не понимаю.

— Я застрелил этого мерзавца!

— Кого? Что значит «застрелил»?

— Я убил Райхельсона!

— Да нет! Он жив. Его кто-то ранил. — Кира никак не могла понять, какая связь между тем, что говорит муж, и покушением на Райхельсона. И вдруг до нее дошло.

— Так это ты? Зачем?

— Я сделал то, что должен был сделать. Сейчас я пойду в милицию и сдамся. Все, не мотай мне душу. Отсижу и выйду. Только дождись меня. Это моя дочь, и я за нее отомстил! Я — прав! А он был мразью!

— Да он жив, не волнуйся, он жив!

На другом конце провода повисла тишина.

— Что ты молчишь?! Он жив! Не волнуйся, я точно знаю, он жив! Тебя не посадят!

— Все равно.