Изменить размер шрифта - +
Все будет замечательно!

 

 

 

Последнее слово

 

 

Речь прокурора заняла не больше десяти минут. А что, собственно, ему было доказывать? Он потому и сказал в заключение: «Все очевидно!» Незаконное хранение огнестрельного оружия — есть. Факт выстрела именно из этого оружия в потерпевшего — налицо. Смерть потерпевшего как причинно-следственная связь с выстрелом — доказана, есть заключение судебно-медицинской экспертизы.

Попробовал прокурор подбавить эмоций, мол, убить собственного сына — это уже за гранью разумения, но не сыграло. Сам, видно было, себе не верил, и присяжные никак на эту тираду не отреагировали.

Судья поблагодарила юношу в темно-синем мундире за выступление и попросила присесть. Прокурор выдохнул с облегчением, устроился поудобнее на стуле и открыл детектив Дарьи Донцовой, который, не скрывая, читал весь процесс. Может, он придумал тонкий психологический прием, чтобы показать присяжным, что в деле все ясно и «париться» здесь не надо, а может, и вправду молодому обвинителю интереснее казалось виртуальное преступление, незамысловато описанное писательницей-стахановкой, нежели реальное рядовое убийство.

Присяжным было скучно. Хотя подсудимый, мужчина шестидесяти пяти лет, повел себя с самого начала процесса необычно. На первый вопрос судьи: «Признаете ли себя виновным?» — ответил: «Частично». И добавил: «Больше ни на какие вопросы отвечать не буду. Все скажу в последнем слове».

— Что ж, это ваше право, — спокойно согласилась судья. — Вы ведь и на предварительном следствии ничего не объясняли. Я правильно говорю?

Подсудимый молча кивнул.

— Только один вопрос — почему?

Подсудимый не ответил. Он выглядел отрешенным от происходящего. В его позе не было ни вызова, ни надменности, ни смирения. Он стоял так, как стоят в небольшой очереди. Думая о чем-то своем и спокойно ожидая своего времени.

— Вы подали письменное ходатайство об отказе от адвоката. Вы его подтверждаете?

Подсудимый кивнул.

— Хорошо. Садитесь. — Судья не досадовала. В ее практике было всякое. И такое случалось не раз.

 

И вот теперь, поскольку защитника обвиняемый не имел, от участия в прениях сторон отказался, написав записку судье, ему должны были предоставить последнее слово.

— Вы воспользуетесь правом выступить с последним словом? — спросила судья, не отрывая взгляда от документов, лежащих на столе.

— Да, ваша честь.

Прокурор хмыкнул, достаточно громко, чтобы его услышали присяжные, и тут же получил замечание от судьи. Скучавшие до того присяжные оживились. Судья, продолжая делать вид, что ищет что-то в материалах дела, произнесла:

— Прошу вас!

— Господа присяжные! Я прекрасно понимаю, что для вас все давно очевидно. Я убил человека. Более того, своего приемного сына. Это очевидно, но это и единственное, что вы знаете. Согласитесь, не много, чтобы сказать «виновен». Вы чувствуете разницу? Сказать «убил» — можно. Факт налицо. Сказать «виновен» — невозможно. А если не виноват? Вспомните, сколько раз в собственной жизни вы делали то, что другие считали неправильным, но иначе вы поступить не могли. Было? Вас наверняка упрекали — зачем вы это сделали. А вы отвечали — так случилось, у меня не было выбора.

Именно об этом я и хочу вам рассказать.

Мне шестьдесят пять лет. Я — врач. Нейрохирург. Доктор наук, профессор, академик Российской Академии медицинских наук. Директор института нейрохирургии, в котором ежедневно спасают жизни десятков человек.

Вы спросите, какое это имеет отношение к делу? Самое прямое. Во мне всю сознательную жизнь доминировал только один инстинкт — спасать жизни.

Быстрый переход