В кабинете Смирнова оба адвоката и Лида ждали Семена. Лида была в элегантном черном костюме с белой кофточкой. На лацкане поблескивала какая-то невыразительная брошка, весьма относительно гармонировавшая с ее нарядом.

Вошел Семен. Поздоровался. Сел за стол, ни на кого не глядя.

— Давайте, что подписывать?

— Ты не хочешь или боишься на меня посмотреть? — тихо спросила Лида.

Семен поднял глаза. Его взгляд упал на брошку. Потом перешел на лицо жены. Она смотрела на него без осуждения. Казалось, просто хотела всмотреться, запомнить. И вдруг улыбнулась:

— Все будет хорошо. Мы справимся. Правда?

Адвокаты сидели не шелохнувшись. Многое оба повидали на своем веку. Но такого подписания брачного договора ни у одного из них еще не случалось.

— Зачем ты... — у Семена пропал голос. Он прокашлялся. Не получилось, попробовал еще раз и, наконец, договорил: — Зачем ты надела эту брошь?

— Думала, тебе будет приятно. — Лида улыбалась так, как улыбаются только самому любимому человеку. А он и был таким.

Конечно, Семен сразу заметил, как ввалились глаза жены, какие темные крути их обрамляли. Пусть и косметика, пусть и ее выдержка, но он знал это лицо, он знал эти глаза. Его макияжем не обмануть. И еще брошь! Он подарил ее в тот день, когда забирал Лиду из роддома с маленьким Коленькой. Измученную тяжелыми родами, уставшую, исстрадавшуюся от боли, но счастливую, что она подарила ему сына. А он...

Семен взял в руки текст брачного договора. Он смотрел на строчки, на буквы, на цифры и не понимал, что это? Зачем он здесь?. Что за бред? Что происходит?!

Семен опять поднял глаза на жену. Господи, с какой любовью и состраданием она смотрела на него!

Семен почувствовал, как «повело» в голове, дыхание застревало где-то в горле... Он не успел испугаться, как вдруг все прояснилось перед глазами, в сознании. Сердце забилось спокойно и ровно. Бух! Бух! Бух! Такое с ним случалось раньше. Когда рядом был больной, вернее уже умирающий, у которого отек легких через минуты отнимет жизнь. И если не сейчас, не сей миг предпринять нечто единственно возможное, небывалое — он уйдет. Семен знал это свое состояние. Знал, что именно в этот момент может принять спасительное решение.

Семен аккуратно сложил текст договора. Пополам, еще раз пополам, и резко порвал. Сложил порванные части вместе и попытался разорвать еще раз. Бумага не поддавалась. Но Семен рванул с таким остервенением, что клочков стало вдвое больше.

— Я больше не нужна? — обратилась Лида к адвокатам и встала.

— Им нет, а мне — да! — Семен стоял рядом. — Извините нас, пожалуйста, за беспокойство.

— А меня-то за что извинять? — Лида рассмеялась. Немножко деланно, но абсолютно счастливо.

— А ты моя половина, поэтому и тебя есть за что, — улыбнулся Семен.

— Мне бы такую жену! Чтобы и любила так же, и умная была, как Лидия, —произнес Аристархов, когда закрылась дверь.

— Эх, Володя, кто из нас знает своих жен! — философски успокоил коллегу пожилой адвокат.

Дедушка

С раннего детства Артем чувствовал в отношении к себе деда что-то странное. Сколько он себя помнил, тот его не баловал. Все баловали: родители, обе бабушки, тети, друзья родителей, а дед — никогда. Папин отец умер совсем молодым, потому сравнивать деда было не с кем. И Артем для себя решил, что ему просто полагается быть суровым и строгим.

Правда, лет в пять он все же спросил маму: «А почему дедушка меня никогда не целует? Все целуют, а он не хочет?» Растерявшаяся мама стала объяснять, что дедушка вообще не любит целоваться, у него от поцелуев аллергия на губах.