Не многие еще в России осознали простую истину: менеджер — это управленец. Ему, хорошему менеджеру, все равно, чем управлять — нефтедобычей, банком, футбольным клубом, похоронами или страной. Правда, последнего никто из менеджеров в России еще не пробовал. К сожалению.

Самое неприятное — разговор с вдовой Романа, жившей, так, на всякий случай, в Цюрихе, — взял на себя Курбатов.

В середине дня того же 6 марта комендант «Ручья» собрал весь оставшийся персонал и приказал сдать мобильные телефоны. Из всех помещений, кроме большого дома, было велено убрать телефонные аппараты. Охране приказали никого, ни под каким видом на базу не пускать и не выпускать. Комендант предупредил, что болеть никому не советует — все равно ни врача вызвать, ни в больницу уехать будет нельзя. «Проблему с трупом решать будем тоже здесь», — мрачно пошутил бывший глава района. Ну и, разумеется, в хозяйский дом вход категорически запрещен.

Еще через час на базу въехал «хаммер», высадил двух женщин, развернулся и уехал. Охрана заметила растерянность на лице коменданта и поняла, что он сам не знает, что происходит.

Все попытки Курбатова дозвониться до Леры Беленькой оказались безуспешными. И прислуга, и охрана — все знали только одно: после получения информации о гибели Романа с Лерой случилась сильнейшая истерика, и ее личный врач, швейцарец, посадил ее в свою машину и увез в больницу. Охрана проводила их до дверей клиники, но дальше ее не пустили. Мобильный телефон Леры был отключен. Ее врач отвечал, что у Леры развилась тяжелейшая депрессия и общение с ней исключено.

Вообще-то Роман Беленький никогда не думал о карьере предпринимателя. Мальчик с детства играл на скрипке, увлекался книгами, был некрепок здоровьем и мышцами, и потому часто побиваем одноклассниками. А если еще учесть, что национальность Романа сомнений ни у кого не вызывала, то никаких перспектив в родном провинциальном Арзамасе у него не было. Поэтому по окончании школы уехал Роман в Москву поступать в ГИТИС. Куда его, разумеется, не приняли. И дело было не в антисемитизме приемной комиссии, вовсе нет, просто Роман не имел ни малейших актерских способностей. Возвращаться в Арзамас было явно неразумно, и Рома поступил в МИИТ — Московский институт инженеров транспорта, куда конкурс был невелик и, главное, требовалось хорошо сдать только математику. Ну а это для Романа было вовсе не проблемой.

Но любил театр Роман Беленький беззаветно. И не только театр — кино, фигурное катание, балет. Словом, все — где имелось творчество и воздействие на публику. Эмоциональное, художественное воздействие. Управление массой людей не за счет призывов, лозунгов, ненависти, низменных инстинктов, то есть не политическое, а именно художественное манипулирование сознанием людей. Три раза в год Роман устраивал какие-нибудь праздники или презентации в Москве или Питере. Деньги на это тратились неимоверные, и партнеры Романа даже пытались какое-то время возражать, но встречали столь жесткое сопротивление, что предпочитали не рисковать своими отношениями со «старшим товарищем». Спустя же несколько лет поняли, что Роман и здесь оказался прав — такого пиара не было больше ни у кого. «Бегемот» собрал в круг своих «друзей» главных режиссеров всех популярных московских театров, известнейших актеров, издателей всех глянцевых журналов, нескольких самых известных спортсменов. На мероприятиях Романа не боялись показываться даже крупнейшие политики России, и это во времена «равноудаленности» олигархов. Такое положение «Бегемота» стоило любых денег. И плюс ко всему, для Романа организация и режиссирование «Праздников друзей Бегемота» было такой отдушиной и создавало ему такое благостное настроение, что потом несколько месяцев никто из младших партнеров мог не волноваться по поводу собственной судьбы.