Изменить размер шрифта - +
Тогда она сказала: «Никому не позволяй обижать себя. Держи нос кверху и плюй им в глаза». — Либби тихо рассмеялась, вспомнив об этом. — Я никогда не думала до той поры, что могу быть девушкой, которая плюет в глаза!

Он улыбнулся вместе с ней:

— И ты можешь это делать? И как, срабатывает?

— Не знаю, но мне кажется, это получается более естественно, чем плакать.

Они покончили с бульоном и возобновили работу. Адам больше не любит ее, и с этим приходится согласиться, но у него не будет ни единого шанса жалеть ее или презирать. Она будет работать так усердно, что, в любом случае, завоюет уважение к себе и, может быть, дружбу. И постепенно дружба может сотворить чудо, перерасти в нечто большее.

Для нее еще не все потеряно. Но одной дружбы ей не достаточно. Ей нужен весь Адам, его тело и душа. Нечто меньшее будет означать для нее голодную смерть. Ей единственно, что оставалось делать, — это надеяться, ждать, работать и, конечно, молиться.

Во второй половине дня небо прояснилось, дождь прекратился, и когда Дженни вышла на вырубку, Либби сказала ему об этом, и Адам, взглянув на часы, воскликнул:

— Бог ты мой, неужели так поздно?

Дженни, постучавшись, открыла дверь. При виде Либби она продолжала улыбаться.

— Привет, — сказала она, — я так и думала, что ты возьмешься за эту работу. Как продвигаются дела?

— Прекрасно, надеюсь, — ответила Либби.

Дженни подошла к Адаму и поцеловала его, и он на секунду нежно прижал ее к себе.

— Ты готов? — улыбнулась она. — Я ожидала, что ты зайдешь за мной. Но мне захотелось пройтись, поэтому решила пойти к тебе навстречу, правда, я не думала, что мне придется дойти аж досюда. — Она смеялась, и Адам произнес:

— Извини, мы заработались, и я не заметил, как прошло время.

— Ты прощен. — Она потрепала его по волосам, погладила по щеке и снова поцеловала, все еще продолжая смеяться. Она проделала все это так непринужденно, словно они целовались сотни раз. Для них, казалось, это было так же естественно, как держаться за руки или улыбаться друг другу.

— Буду готов через пять минут, — сказал он и поднялся по лестнице наверх, а Дженни оперлась руками на край стола.

— Мы едем в Фринтон, ты знаешь его?

— Нет.

— У меня там родственники, и они хотели познакомиться с Адамом.

Почему бы и нет? Он теперь знаменитость.

— Желаю хорошо провести время, — сказала Либби.

— О, мы постараемся.

Она даже не подняла глаз на Дженни и начала печатать, а Дженни запела что-то, едва слышно, без слов, только мелодию. У нее на груди висел серебряный медальон в виде сердечка, размером с ноготь, на серебряной цепочке, и она поигрывала им, сидя в ожидании Адама.

«Я видела, как они целовались, — подумала Либби, — и это меня не убило, а мне казалось, что убьет. Я была убеждена, что будет так больно, что я закричу. Это было больно, но я не закричала. Руки у меня не дрожат, и она может сидеть, наблюдая за мной, но ей не удастся ничего узнать».

— Я не думала, что ты умеешь так хорошо печатать, — удивилась Дженни.

— Такова уж я, полная сюрпризов, — ответила Либби.

Адам спустился по лестнице, держа в руках дорожную сумку.

— Не работай допоздна, — предупредил он Либби, — не доводи до того, что придется в темноте идти по холмам. — То же самое мог сказать любой рациональный работодатель, в этом не было ничего особенного.

— Не буду, — пообещала она.

Быстрый переход