— Пойду пройдусь, — сказал он поднимаясь. — Меня не будет примерно с час. Можешь приготовить себе что-нибудь на обед.

— А когда ты будешь обедать?

— Возьму с собой пару яблок.

— Можно мне пойти с тобой? — попросилась она.

Он поколебался немного и затем согласился:

— Почему бы и нет.

Снаружи их встретил сильный, порывистый ветер, и не успел Адам открыть дверь, как порывом ветра растрепало волосы Либби, и одна прядь закрыла ей почти все лицо.

— Ты уверена, что тебе хочется прогуляться? — спросил Адам.

— Вполне, — ответила она.

Но эта прогулка ничем не напоминала предыдущие, когда она бродила с Адамом по холмам в давние-давние времена. Она даже не могла притвориться, что это хоть как-то напоминает те прогулки. Для нее находиться с ним было так же радостно и волнительно, как и прежде, но по всему было видно, что ему было совершенно безразлично, что она находится рядом. Они брели сквозь мокрые заросли вереска и говорили о книге, и он был удивлен, как много она узнала об этом, покуда она не призналась:

— В пятницу я взяла с собой все твои заметки.

— И они как-то тебе помогли понять смысл?

— Некоторые из них, но не все.

— Надо признать, что у меня такое же мнение, — улыбнулся Адам.

Ветер дул со всех сторон, его порывы пронизывали даже тогда, когда они были под защитой деревьев, и яростно набрасывались на них на открытых местах. На горизонте показался человек, который шел навстречу ветру, покачиваясь под его мощным напором. Это напомнило ей Никки с его серебряной трубой, и она спросила:

— Ты был в джаз-клубе после того?

— Нет, в последнее время не был.

— Встречался с Никки?

— Да.

Рассказал ли ему Никки о том, что она просила дать его адрес? Что она была в джаз-клубе и у него дома, прося его, если Адам напишет, дать ей знать «с тем, чтобы она могла попрощаться с ним»? Она бы написала Адаму, сохраняя связь между ними, чтобы в конечном счете, как сказал дядя Грэй, уйти к нему.

Она спросила:

— Почему ты не оставил адреса?

— У меня его не было.

— Почему?..

— Не начинай все сначала, Либби, — прервал он ее. — Это единственное условие, которое я выдвигаю для этой работы. Меня это не беспокоит, но я не располагаю ни временем, ни желанием ворошить прошлое.

— Я только…

— Это понятно?

Между ними пронесся порыв ветра, это был не только ветер — высоченная стена равнодушия разделила их. И снова она почти сожалела, что это не было ненавистью. По крайней мере, ненависть — это нечто живое. Единственным его чувством к ней была доброта, и что она могла воздвигнуть на этом? Но у нее не было выбора, поэтому она сказала:

— Договорились.

— Нам лучше возвратиться.

Она кивнула, и они повернули назад, а ветер по-прежнему резвился вокруг них.

Они проработали еще пару часов, после чего Адам сказал, что на сегодня хватит. Ветер со страшной силой бил в окна и в дверь, и Либби спросила:

— Дженни придет сегодня?

Он проглядывал страницу, которую она только что отпечатала.

— Да, но я собираюсь пойти встретить ее. Похоже, будет буря. Тебе лучше тоже собираться.

— Я бы хотела закончить, осталось совсем немного.

— Сделаешь это завтра.