— Синьор Тавиани! — снова воззвал Алекс и снова не получил никакого ответа.

Зато пространство вокруг постепенно наполнилось самыми разнообразными звуками: тиканье часов, тонкое поскрипывание дерева под ногами, обрывки какого-то разговора, почти неразличимого из-за шорохов и треска, — где-то в глубине дома работал телевизор. Разговор сменился музыкой, и Алекс вдруг подумал, что синьор Тавиани не может быть ни в церкви, ни на кладбище.

Он здесь, в доме.

Не такой он человек, чтобы уйти, не выключив телевизор. Синьор Тавиани любит порядок во всем, любая могила это подтвердит, любая церковная свеча.

Из прихожей Алекс проскользнул в гостиную, оказавшуюся довольно большой и относительно светлой. Относительно, потому что одно из двух окон было закрыто ставнями, а во втором Алекс увидел дорогу, ведущую в центр К., к городской ратуше и своему магазинчику. Именно по ней он пришел сюда, встретив в пути несколько знакомых автомобилей, в том числе «фиат» синьора Дзампы и черную «ланчу» зятя герра Людтке. Сейчас же по дороге мчался серебристый спортивный «ламборджини». Он исчез из виду через секунду, поселив в сердце Алекса смятение: автомобили такого класса он до сих пор видел только на картинках, в Интернете и в программе «Quattroruote». Никто из жителей К. не мог бы позволить себе подобную роскошь, да что там говорить! Подобная роскошь вряд ли по карману и самому Вольфу Бахофнеру, уж не припожаловал ли в К. кто-то из голливудской троицы?

Джон с Джорджем? Аль?

Отбросив эту мысль как фантастическую, Алекс решил, что роскошный «ламборджини» ему просто померещился. И, вздохнув, вернулся в подванивающую затхлостью реальность дома синьора Тавиани. В дальнем углу гостиной, на старом, покрытом хлопчатобумажной салфеткой комоде стоял громоздкий ламповый радиоприемник. Передняя панель приемника светилась теплым желтоватым светом, и именно из него лились звуки, которые Алекс поначалу принял за звуки работающего телевизора. Все остальные предметы в комнате были под стать радиоприемнику: такие же старомодные, такие же древние. Шкаф, резной буфет с тусклыми витражами, несколько хлипких этажерок и конторка, покрытая зеленым сукном. Середину комнаты занимал массивный дубовый стол, а у окна — того самого, в котором минуту назад мелькнул серебристый фантом «ламборджини», — стояло старое кресло. Поскольку кресло было повернуто к окну, Алексу оставалось лицезреть его заднюю, обтянутую темной, местами облупившейся кожей стенку.

Не самая уютная на свете комната, ага.

Ее внутренности ничуть не лучше внутренностей склепа. Хотя откуда Алексу знать о склепах? Он никогда в них не бывал, тогда почему возникло сравнение?

Картинки на стенах. Литографии и гравюры — в основном религиозного и самого что ни на есть потустороннего содержания. Бумажные цветы в низких вазах; цветы выглядят опрятно, литографии и гравюры — сплошь в добротных рамках, на поверхности стола нет ни единой пылинки, так почему Алекса не покидает ощущение холода, запустения и тлена?..

Среди гравюр попадаются и фотографии, выцветшие от времени: мужчины и женщины в костюмах, которые носили во времена, когда существовало лишь радио, маленькие дети в обнимку с большими собаками, горные пейзажи. Алексу знаком лишь силуэт гор, его можно увидеть из любой точки К., но никого из персонажей снимков он не знает. Возможно, что кое-кто из детей, отлепившись от собак, превратился впоследствии в герра Людтке или синьора Дзампу, хотя… В этом случае обоим почетным горожанам было бы намного больше лет, чем есть на самом деле.