Психоз, сопровождаемый ажиотажным спросом на товар, в изобилии представленный в его, Алекса, магазинчике.
А что бы произошло, если бы Джон Траволта пролил на себя кофе, а сменной рубашки под рукой не оказалось? Или у Джорджа Клуни, путешествующего налегке (с одним несессером, берушами и упаковкой зубочисток), вдруг потекла бы чернильная ручка, небрежно сунутая в нагрудный карман?.. Тут-то и пригодился бы Алекс, главный по сорочкам во всей округе!.. Волей-неволей голливудским звездам пришлось бы заглянуть к нему, и тогда…
О том, что произошло бы тогда, Алекс додумать не успел — над входной дверью звякнул колокольчик.
Неужели Джон с Джорджем? Неужели Аль?
Но вместо знаменитостей Алекс обнаружил на пороге синьора Тавиани. И удивился этому ничуть не меньше, чем удивился бы внезапному появлению кинозвезд. То есть меньше, естественно, но элемент легкого изумления все равно присутствовал: никогда еще кладбищенский сторож не переступал порог его магазинчика.
— Здравствуйте, синьор Тавиани, — сказал Алекс, выходя из-за стойки.
— Здравствуй, малыш.
«Малыш» — вовсе не знак особого расположения или подчеркнутой симпатии: «малышами» синьор Тавиани называет всех, включая мэра. С высоты своего возраста синьор Тавиани вполне может себе это позволить, но есть и другое объяснение: он просто не помнит большинства имен, стариков частенько подводит память. А «малыш» выглядит универсально, дружелюбно и никого не в состоянии обидеть. «Малыш» применим даже к женщинам и вызывает у них благодарную, застенчивую улыбку, в чем Алекс имел возможность неоднократно убедиться. Правда, кроме «малыша», нужно иметь в арсенале что-то более существенное, иначе чешские сноубордисты всегда будут брать верх. Интересно, что думает по этому поводу синьор Тавиани?
Ничего.
Он слишком стар, чтобы размышлять о любви и о соперничестве, к тому же (насколько известно Алексу) всю жизнь прожил бобылем. Ни жены, ни детей у него нет и никогда не было — только церковь и кладбище.
— Хотел бы подобрать себе кое-что, малыш, — заявил синьор Тавиани. — Надеюсь, ты мне поможешь.
— К вашим услугам, синьор Тавиани. Всегда к вашим услугам. Тоже собираетесь на вечеринку?
— Какую еще вечеринку?
— Ну… прием. В честь приезда Вольфа Бахофнера и открытия Центра скалолазания.
— Что это еще за фрукт — Вольф Бахофнер?
— Эээ… Актер. Довольно известный.
— Лично я всегда любил Жана Габена. Слыхал про такого?
— Вроде бы, — голос Алекса прозвучал неуверенно. Кажется, он слышал это имя, но никакой определенной картинки, сопутствующей имени, не возникло.
— Жан Габен — вот это актер. Не то что современные кривляки, на которых смотреть тошно… Мне нужна рубаха, малыш.
— Что-то конкретное? Фасон, модель? На каждый день или для какого-то торжественного случая? Особого события?
— Особого события, да. Это ты верно подметил.
— Тогда остановимся на белой.
— Белая — самое то.
— Теперь относительно фасона, — Алекс вынул из шкафчика сразу несколько рубах и разложил их на прилавке. — Вам подошел бы вот этот. С воротником-стойкой…
— Такие пусть носят пасторы, — покачал головой синьор Тавиани. — А я не пастор.
— Рубашка под галстук?
— Что-то вроде того.
— У нас есть отличные галстуки, — тут же оживился Алекс. — Новая коллекция от Роберто Кавалли, прямиком из Милана…
— Ты не слушаешь меня, малыш. |