Уэзерли осмотрелся по сторонам и ощутил в животе холодок страха. Он как-то совершенно не подумал, что здесь территория индейцев.

Малькольм наклонился и поднял платье Рэн, превратившееся в лохмотья, пытаясь представить, что же случилось. Это оказалось выше его понимания; он тяжело опустился на землю и прислонился к дереву. Все радужные надежды разбились вдребезги. Не будет красивого дома и слуг. Он потерял не только выкуп – драгоценное колье тоже кануло в небытие. Ничего не осталось. У него никогда ничего не было, кроме несбыточных мечтаний и красивого, привлекательного лица, а теперь уже и не будет…

Здоровый глаз Малькольма наполнился горячими слезами от такой несправедливости. Что теперь делать? Если он не приведет с собой Рэн, ван дер Рис убьет его. Если только (он вытер глаз тыльной стороной ладони)… если только он не придумает план, как провести голландца и забрать у него камешки и деньги! Но как это сделать? Малькольм не мог в данный момент напрячь разум, но твердо знал одно: он не хотел умирать, впереди у него была целая жизнь. Решив, что утро вечера мудренее, он соорудил небольшой шалаш и улегся спать, отложив решение всех проблем на завтра.

Проснулся Малькольм на рассвете. Все тело чесалось и зудело. В тусклом утреннем свете он рассмотрел рыжих муравьев, которые ползали по нему. Малькольм издал дикий вопль и бросился к реке, чтобы смыть с себя насекомых. По крайней мере, теперь он узнал, что произошло с платьем Рэн. Всю ночь ему снилось это платье, покрытое мелкими дырочками.

Возвращаясь к месту ночевки, Малькольм весь дрожал от холода. Никакого одеяла, чтобы согреться, у него не было, а вся одежда промокла. Он сел, обхватил руками колени и начал ругать все, что попадало в поле зрения. Это ничего не изменило, но принесло некоторое облегчение – до тех пор, пока Уэзерли не подумал, как поведет себя Калеб, когда узнает о побеге Рэн. Малькольм хотел найти способ, как уклониться от того, чтобы везти Калеба к месту, где должна была находиться Рэн. Нужно просто нагло потребовать выкуп и дать голландцу координаты своей стоянки, а если этому ублюдку не понравится, то что ж поделаешь! Нет выкупа – нет информации. Но вполне возможно, что Калеб думает точно так же: нет Рэн – нет выкупа. В этом случае они окажутся в тупике, и тогда все будет зависеть от силы желания Калеба увидеть эту сучку Рэн.

Малькольм устроился поудобнее и вскоре снова заснул; теперь ему снился высокий темноволосый голландец, который гонялся за ним по всему Сейбруку, потом поймал и запер в камеру на «Морской Сирене». Малькольм проснулся в холодном поту. Он развел костер, сел рядом, дрожа всем телом, и стал лениво жевать ту скудную пищу, которую захватил с корабля. Затем Малькольм отправился к реке, чтобы умыться, и долго смотрел на свое отражение: по неизвестным причинам лицо, которое смотрело на него из воды, одновременно и нравилось ему, и пугало.

Уверенно и обстоятельно Уэзерли приготовил ялик для поездки в Сейбрук. Он засунул под скамейку мешок с продуктами, вставил весла в уключины, потом отошел, чтобы взглянуть на место стоянки. Огонь погас, остались лишь дымящиеся угли, которые зашипели под его сапогами, когда он растаптывал их. Малькольм решил оставить платье Рэн как доказательство того, что девушка действительно была здесь. Калеб ведь захочет получить подтверждение, а платье лучше всего годилось для этой цели.

Уэзерли сел у кострища и угрюмо уставился на дыру в подошве своего сапога. Протерлась не только подошва, но и носок, и в отверстии виднелась серо-розовая кожа. «У мужчины не должно быть дырок в сапогах», – подумал он. В памяти вдруг всплыли шикарные сапоги ван дер Риса – черные, из мягкой кожи, идеально облегающие ноги. А у него самого что есть? Дырявые сапоги и носки? Первое, что он сделает, как только появятся деньги, – найдет обувщика и закажет ему дюжину таких сапог, как у Калеба.