|
.. Жижи вскочила и молча стояла в углу, худая, длинная, взволнованная, и видно было, что она явно чувствовала потребность в привычном наркотике - ноздри у нее вздрагивали, и вся она трепетала, как раненая птица. - Простите, господин комиссар... - сказал солиситор, за которым стоял Кларк. - Мой клиент желал бы как можно скорее встретиться в моем кабинете с вами и с господином Донжем... поговорить относительно... относительно ребенка, который... - Слышишь, Проспер? - торжествующе выкрикнула Жижи из своего угла. - Завтра утром, если угодно... Вы свободны завтра утром, господин Донж?.. - Но Донж не в силах был ответить. Он вдруг залился слезами. Припав к мощной груди Шарлотты, он плакал, как говорится, в три ручья, а она, немного смущенная, успокаивала его, точно ребенка: - Ну перестань, перестань, Проспер!.. Мы вместе будем воспитывать его! Научим говорить по-французски... Мы... Мегрэ, бог весть почему, стал рыться в ящиках своего письменного стола - он вспомнил, что куда-то сунул пакетики, отобранные недавно при обыске. Он нашел их, взял один и нерешительно пожал плечами. Затем, видя, что Жижи того и гляди лишится чувств, прошел мимо нее и сунул ей в руку пакетик: - Ну, дамы и господа, уже час ночи. Если разрешите... - "Что он говорит?" - казалось, спрашивал мистер Кларк, впервые столкнувшийся с французской полицией. На следующее утро стало известно, что чек на двести восемьдесят тысяч франков был предъявлен в брюссельском банке. Предъявителем оказался некий Жамине, по профессии букмекер. Жамине получил чек авиапочтой и выполнил поручение Рамюэля, под началом которого он, будучи капралом, отбывал в свое время военную службу. Впрочем, никакие улики и показания не помешали Рамюэлю отрицать свою виновность. И в конце концов ему повезло: из-за плохого состояния здоровья (он трижды падал в обморок на заключительном заседании суда) смертный приговор ему заменили пожизненной каторгой. |
