Но моя мама — самая что ни на есть реальность. И ей пришлось жить в родительском доме до тех пор, пока не исполнилось столько лет, сколько мне сейчас. Жить с мужчиной, который неприязненно относился к ней из-за поступка ее матери. Жить в атмосфере равнодушия, если не ненависти.

Интересно, как бы сложилась наша жизнь, выйди бабушка замуж за Маркуса Сандфорда? Если бы мама была Кристиной Сандфорд, дочерью Маркуса Сандфорда, а не Кристиной Алибранди, дочерью итальянского иммигранта, изменилась бы ее жизнь? Неужели она зависела бы от Майкла и занялась бы с ним любовью, не будучи замужем — ведь она так к нему прикипела только потому, что в родительском доме чувствовала себя одинокой, и Майкл ни к чему ее не принуждал?

И почему все это больше не выглядит романтичным?

Почему теперь кажется, будто мой мир рухнул?

Моя незаконнорожденность по сравнению с этим нагромождением вранья словно детская шалость. Маркус Сандфорд, полицейский и армейский офицер, в пятидесятые завел интрижку с замужней иммигранткой. У них родилась дочь, и у этой дочери тоже родилась дочь.

Праздник для сплетников — конец для нас.

Думаю, я всегда мечтала стать кем-то действительно важным и знаменитым. Кем-то, кому люди будут завидовать и подражать. Будь я внучкой Маркуса Сандфорда, кем бы он ни был сейчас, то могла бы пробиться. Могла бы жить совершенно по-другому.

Но сейчас я хочу быть лишь незначительной итальянкой из нормальной итальянской семьи, где есть папа, мама, бабушки и дедушки, которые всю жизнь прожили в единственном браке, потому что так заведено. Хочу скучной жизни, в которой нет волнений и скандалов. Никаких незаконнорожденных детей, никаких измен. Ничего. Обычная нормальная жизнь. Но мы ведь не нормальные.

Катя Алибранди, Кристина Алибранди, Джозефина Алибранди. Все наши жизни, совсем как наши имена, одна сплошная ложь.

Глава двадцать шестая

Лишь спустя неделю до меня дошло, что я больше не сержусь на совершенное нонной двадцать шесть лет назад. Смешно, все годы, проведенные в старших классах, я переживала, что обо мне подумают люди и что скажут за моей спиной. И тут ни с того ни с сего поняла, что мнение окружающих меня больше не заботит. Даже начало закрадываться сомнение, пекутся ли о нем все остальные (плюс-минус парочка сплетниц типа Серы). Я вспомнила Майкла и маму, которые не особо обращали внимание на других. Получается, и нонна не имела права на обратное. Джейкоб тоже плевать хотел на мое происхождение, Джон принимал такой, какая я есть, а Ли с Анной никогда меня не ущемляли. Все они мне очень дороги, а если другие люди мне важнее, чем те, кто меня любит, то я просто высокомерная ханжа.

Однако все это не значит, что я не злилась на нонну — я была в ярости. Бабушка прожила всю жизнь во лжи. Проворонила возможность заиметь прекрасные отношения с дочерью, потому что эта ложь позволила ей загнать себя в ловушку. Лицемерно контролировала наши жизни и выставляла себя жертвой, тогда как на самом деле единственной жертвой в этой истории была моя мама. В полной мере я осознала свои чувства в пятницу днем, по дороге к Сере домой. Вчетвером мы собирались в последний момент наверстать упущенную подготовку к выпускным экзаменам, и Сера, как водится, молола языком о том, что ее не касается.

— Слава богу, твой отец адвокат, — сказала она. – Это солидно. Представь, что бы подумала община, будь он каким-нибудь простым чернорабочим.

Подняв голову, я увидела за ее спиной приближающийся автобус.

— Им было бы глубоко начхать, чем зарабатывает на жизнь мой отец, Сера. Только твоей дурацкой общине есть до этого дело.

— Ай-ай, какие мы нежные, — презрительно фыркнула та.