Хотя фраза получилась далекой от грамматического совершенства, француз, по-видимому, ее понял и закивал.

— Ah, bien! Je comprends. Vous ne savezpas ou ils sont?

Элен в смятении взглянула на Марину.

— Вы понимаете, что он говорит?

— Думаю, да.

Отвечая Элен, Марина вдруг краем глаза заметила молодую девушку с длинными черными волосами, которая как будто искала кого-то. За ней стояла элегантно одетая пожилая пара.

Когда взгляд девушки остановился на Марине и Элен, ее лицо просветлело от облегчения. Она пошла к ним, и Марина узнала ее.

— Моника! — позвала она, вскакивая с чемодана.

— Ах, Марина! Прости, что мы опоздали. У нашего экипажа сломалось колесо, когда мы только выехали из дома, и нам пришлось его — как вы говорите? — чинить.

Девушка пылко обняла Марину. Она была миниатюрной и элегантной, а тяжелые волны ее черных волос свободно струились по плечам. Марина была удивлена, поскольку считала французских девушек стойкими приверженками всего изысканного и замысловатого, и вот тебе на — Моника носит прическу ingénue!

Моника почти идеально говорила по-английски, ее выдавал лишь очаровательный легкий акцент. Глаза девушки сияли, как черный янтарь. Марина сочла ее сейчас гораздо более привлекательной, чем когда та была ребенком.

— Я так рада видеть тебя снова, Моника, — ответила Марина. — Я боялась, что вы не приедете.

— Bonjour, мадемуазель Фуллертон.

Теперь уже месье и мадам Соланж подошли к Марине и расцеловали ее в обе щеки. Девушка была слегка ошеломлена, поскольку давно не была во Франции и позабыла местный этикет.

— Должен извиниться за наше опоздание, — коротко поклонился месье Соланж. — Моника, наверное, уже рассказала вам о нашем злоключении.

— Да-да, — отозвалась Марина, — но я просто рада, что вы здесь. Боюсь, я не слишком хорошо говорю по-французски, и нам было бы трудно найти общий язык с местными жителями.

— О, вы скоро научитесь нашему языку, — вступила в разговор мадам Соланж.

Марина чувствовала благоговейную робость перед этой женщиной. Она наверняка была необыкновенной красавицей в молодые годы, и даже теперь ее осанка была величественной.

— Очень надеюсь, — сказала Марина.

В это время вернулся работник вокзала, и месье Соланж объяснил ему, что об английской леди теперь позаботятся.

— Вы, должно быть, проголодались, — сказала Моника, беря Марину под руку, — а у нас не было времени позавтракать перед отъездом, поэтому я уверена, что слуги приготовят что-нибудь к нашему возвращению.

— Звучит чудесно, — ответила Марина, с нетерпением предвкушая свой французский завтрак. Она помнила, как во время последнего визита в Париж ела восхитительные пирожные и густое, жирное масло. А еще пила кофе. Совсем не так, как в Лондоне.

Вскоре они уже сидели в экипаже, направляясь в район Опера, где жили Соланжи. Марина хорошо помнила элегантные пропорции белого каменного фасада их дома.

Девушка надеялась, что Элен не слишком холодно сидеть на козлах вместе с кучером. Внутри экипажа не хватило места, да и Соланжи всегда неукоснительно следовали этикету. Как бы непринужденно они себя ни вели, слуги не ездили в одной коляске со своими господами.

— Так жаль было узнать о твоей маме, — сказала Моника, пока они ехали по людным улицам.

— Да, это было ужасным потрясением, — пробормотала Марина.

— Но она, конечно, хотела бы, чтобы ты продолжала жить собственной жизнью; возможно, нам удастся убедить тебя снять траур.