Мне нравится порт Онфлер с его корыстолюбием и сумасбродством. Жить — это значит путешествовать — открывать новые страны и открывать самого себя. Я направлюсь вдоль побережья до самого Трувилль-сюр-Мер, где Доминик — Великий маринист — пригласит меня переночевать под его крышей. Я награждаю этого человека таким звучным именем с первого же взгляда на него. Непослушные волосы обрамляют резкие черты его лица. Он протягивает мне ладонь лодочкой, так, будто не выпускает из рук стамеску. В свой мастерской он часами готов обсуждать мое «великое плавание без лодки и паруса», не забывая в паузах отвешивать оплеухи своему сыну Николя, который норовит влезть в разговор, поскольку унаследовал от отца страсть к путешествиям. Он думает, что во мне встретил «целый мир в одном человеке». Бедный фантазер, он даже не подозревает, что в собственных руках тоже держит великую Историю.

Завтра я встречусь с Жаном-Алексисом из Байё, который занимается следующим этапом моего путешествия. Алексу хочется, чтобы я увидел здешний порт и побережье, где произошла высадка союзников, музеи, мемориальные кладбища. Но по мере того как истекают дни моего пребывания во Франции, я вижу в основном только его. Его заботу, его душевное тепло, его добрую улыбку во время наших прогулок на пляжах Шербура…

Выхожу прямо к морю, откуда отплываю в Ирландию, храня в своем сердце Францию и открыв душу целому миру.

За тебя, отец!

28 июня 2006 — 2 октября 2006

Ирландия, Шотландия, Англия, Бельгия, Голландия

— А деревня, в которую я иду, большая?

— Нет! Там всего две пивных. А вот в следующей — целых четыре.

Я делаю остановку в тени деревьев у обочины и некоторое время обдумываю сказанное. Четыре паба — это в четыре раза больше шансов провести ночь в тепле и комфорте, и эту перспективу надо всесторонне рассмотреть. Моя одежда промокла. Коляска тоже. Мои ботинки шлепают по мокрому асфальту и чавкают, как вантуз в раковине. Дождь льет без конца с тех пор, как я преодолел окутанный туманом перевал Олд Хед в графстве Кинсейл. Порывы ветра треплют проплывающие в вышине облака, а проливные дожди просто-таки низвергаются на менгиры и дольмены, молчаливо устремленные в поднебесье. Я уже мечтаю о кружке темного пива, которую подниму в глубине какого-нибудь паба, поближе к камину.

— Так, говоришь, четыре кабака?

— Да, четыре. Немного…

В этих краях общественная значимость места измеряется галлонами потребляемого пива. Паб в Ирландии — не просто питейное заведение. Это настоящее искусство жить. Если хотите, религия. Под его крышей посетители рассаживаются с тем же рвением и усердием, с которым прихожане преклоняют колени в церкви. А тот, кто избегает посещения паба, навлекает на себя самые серьезные подозрения и подвергается допросам с пристрастием, как в Средние века при обвинении в колдовстве. Паб — это жизнь. А от жизни нельзя отгородиться, иначе она не имеет никакого смысла! Этот неписаный закон подходит мне идеально. Ведь я вырос в восточных кантонах, в самом сердце провинции Квебек, населенной сотнями тысяч выходцев из Ирландии. И потому все вокруг — музыка, еда, грубоватая и искренняя атмосфера — напоминает о моем детстве. Еще бы не было этого мерзкого дождя, чья сырость пробирает до костей… После долгих лет воздержания на Африканском континенте я удивляюсь той скорости, с которой ко мне возвращается вкус к спиртному.