Он помыл руки, достал из холодильника молоко и сыр и понес все это в свой личный уголок в подвале, где у него стояли шаткий столик, койка и даже мягкое кресло, которое он нашел во время очередной экскурсии на свалку – излюбленное времяпрепровождение определенной прослойки Барнардз-Кроссингского общества. Он уселся за стол, сделал себе бутерброды и принялся медленно жевать, запивая еду большими глотками прямо из картона и выглядывая в узкое окошко подвала, чтобы полюбоваться ногами прохожих: мужскими – в штанах, и стройными женскими – в прохладных нейлоновых чулках. Когда в его поле зрения попадала какая-нибудь особо ему понравившаяся пара женских ног, он изгибался, чтобы лучше рассмотреть их, одобрительно кивал и бормотал: "Красота!"

Он выпил свой литр молока и вытер рот тыльной стороной своей узловатой и волосатой руки. Встав с кресла, он сладко потянулся, затем снова сел, но уже на койку, почесал грудь и затылок своими сильными толстыми пальцами. Наконец он растянулся на койке, поудобнее примостил голову на подушке и принялся разглядывать кабели и трубы, тянувшиеся по потолку, словно артерии и вены на анатомической карте. Затем его взгляд остановился на "Художественной выставке" на стене напротив: вырезанные из журналов фотографии женщин во всевозможных стадиях раздевания. Все они были красивые, аппетитные, соблазнительные; он с удовольствием разглядывал то одну, то другую, и его губы распустились в довольную улыбку.

Снаружи, прямо перед его окошком, до него вдруг донеслись женские голоса. Он перевернулся на бок,

чтобы посмотреть, кто это там говорит, и увидел две пары женских ног в белых чулках, а чуть поодаль – колеса детской коляски. Ему показалось, что он знает этих двух девушек: они проходили мимо синагоги не раз. Ему доставляло особое удовольствие подслушать их разговор; почти такое же, как если бы он подсматривал за ними в скважину.

– … А когда ты справишься, ты сможешь сесть на автобус, я бы тебя встретила в Салеме, и мы бы покушали на автостанции.

– Нет, я лучше останусь в Линне и пойду в кино.

– Но ведь там идет все та же старая картина. А как ты доберешься домой из Линна?

– Я проверила расписание: последний автобус уходит в половине двенадцатого, так что вполне успею.

– А ты не боишься ездить ночью одна?

– О, этот автобус всегда полон. Да и от остановки всего каких-нибудь два квартала… Энджи, сейчас же иди сюда!

Послышался топот детских ног, и сразу после этого женские ноги скрылись из виду.

Он снова перевернулся на спину и продолжал любоваться своей выставкой. На одном из снимков была изображена смуглая девушка, на которой ничего не было, кроме узенького пояса и черных чулков. Он долго не сводил глаз с этой девушки, потом ее волосы стали почему-то светлыми, а чулки – белыми. И вот у него раскрылся рот, и в каморке раздался громкий, ритмичный и гортанный храп, напоминающий судовой мотор в бурю.

❖

Мира Шварц и ее две помощницы из женской организации были заняты украшением вестибюля для не то собрания, не то вечеринки – подавать, правда, будут одни лишь холодные закуски. Они стояли посреди вестибюля, наклонив головы набок.