Изменить размер шрифта - +
Не желая покидать свою подругу, Фокс, Мэдсен самоотверженно вызвался остаться и заботиться обо всех, пока прибудет помощь.

Через двадцать минут Бейдлман и его компания притащились в лагерь, где состоялась их волнующая встреча с весьма обеспокоенным Анатолием Букреевым. Шенинг и Бейдлман, с трудом ворочающие языками, рассказали русскому, где находятся пятеро клиентов, оставшихся среди разгулявшейся стихии, а затем, изможденные до крайности, рухнули в свои палатки.

Букреев спустился вниз на Южную седловину на час раньше всех остальных из команды Фишера. Действительно, в 17:00, когда его товарищи по команде пробивались вниз сквозь облака на высоте 8500 метров, Букреев находился уже в своей палатке, отдыхая и попивая чай. Позже опытные проводники будут спрашивать, почему он принял решение спуститься так далеко впереди своих клиентов — это чрезвычайно необычный поступок для проводника. Один из клиентов этой группы испытывает Букрееву глубокое презрение, утверждая, что в самый ответственный момент проводник просто «сбежал».

Анатолий ушел с вершины около 14:00 и тут же застрял в пробке, которая образовалась на ступени Хиллари. Как только толпа рассеялась, он очень быстро двинулся вниз по Юго-восточному гребню, не ожидая никого из клиентов, несмотря на то, что обещал Фишеру наверху ступени Хиллари идти вниз с Мартином Адамсом. Таким образом, Букреев прибыл в четвертый лагерь прямо перед ураганом.

После экспедиции, когда я спросил Анатолия, почему он торопился вниз впереди своей группы, он вручил мне копию интервью, которое дал несколькими днями раньше через русского переводчика для журнала «Men's Journal». Букреев сказал мне, что он прочитал копию и подтверждает ее правильность. Когда я читал это интервью, у меня возник ряд вопросов, касающихся спуска Букреева с вершины. Вот что он рассказывает:

Я оставался [на вершине] около часа. <…> Было очень холодно — естественно, холод отнимал силы. <…> Я рассудил, что будет неправильно, если я буду продолжать мерзнуть, ожидая остальных. Было бы намного полезнее вернуться в четвертый лагерь, сохранив силы для того, чтобы принести кислород возвращающимся альпинистам, или подняться наверх, чтобы помочь тем, кто сильно ослабнет во время спуска… Если ты остаешься неподвижным на такой высоте, то теряешь силы на холоде и становишься неспособным что-либо сделать.

Восприимчивость Букреева к холоду была, вне всяких сомнений, обострена тем, что он не пользовался кислородной поддержкой; без кислорода он просто не мог стоять на гребне вершины в ожидании медлительных клиентов, ему грозило обморожение и переохлаждение. Как бы там ни было, он быстро спустился вниз впереди своей группы, для которой был образцом во время всей экспедиции, — это подтверждают последние письма и телефонные звонки Фишера в Сиэтл.

Когда я поинтересовался, почему он оставил своих клиентов на гребне вершины, Анатолий настаивал на том, что он сделал это в интересах команды: «Было бы намного лучше, если бы я согрелся на Южной седловине и смог нести наверх кислород, если клиенты совсем потеряют силы». Действительно, вскоре после наступления темноты, когда группа Бейдлмана не вернулась, а буря превратилась в настоящий ураган, Букреев понял, что они попали в беду, и предпринял смелую попытку принести им кислород. Но у его стратегии был один серьезный изъян: ни у него, ни у Бейдлмана не было радиосвязи. Анатолий не имел понятия, что случилось с отсутствующими альпинистами и где они могут находиться на огромных пространствах горы.

Несмотря на эти обстоятельства, около 19:30 Букреев ушел из четвертого лагеря на поиски группы. К тому времени, вспоминал он,

«Видимость была около одного метра. Все окружающее словно полностью исчезло. У меня была лампа, и я начал использовать кислород, чтобы подниматься с большей скоростью. Я нес три баллона. Я пробовал идти быстрее, но видимость пропала совсем.

Быстрый переход