Бейдлман и Шенинг поискали место, где бы можно было спрятаться от ветра, но не нашли никакого укрытия. Кислород у всех давно закончился, что делало группу более уязвимой для сильного ветра и сорокаградусного мороза. Укрывшись за валуном, размером с посудомоечную машину, альпинисты присели в ряд на пятачке зачищенного штормом льда «К этому времени холод одолел меня окончательно, — рассказывает Шарлотта Фокс. — Глаза оледенели. Я не понимала, как мы собираемся выбраться отсюда живыми. Холод был таким мучительным, что я не думала, что смогу это выдержать еще хоть немного. Я просто свернулась в клубок и надеялась, что смерть придет быстро».

«Мы пытались согреться, тормоша друг друга, — вспоминает Уэзерс. — Кто-то кричал, чтобы мы не прекращали двигать руками и ногами. Сэнди была в истерике; она, не переставая, вопила: „Я не хочу умирать! Я не хочу умирать!“, все остальные молчали».

В это время, всего в трехстах метрах к западу, я находился в своей палатке и не мог унять дрожь, хотя лежал в застегнутом на молнию спальном мешке, одетый в свой пуховый костюм и все остальные теплые вещи, которые имел. Ураган рвал палатку на части. Каждый раз, когда дверь палатки открывалась, мое убежище наполнялось снежной порошей, так что все внутри покрывалось слоем снега. Позабыв о трагедии, разворачивающейся в бурю за стенами палатки, я то впадал в забытье, то снова приходил в себя, мечась в бреду от усталости, обезвоживания и кислородного голодания.

Ранним вечером в какой-то момент пришел Стюарт Хатчисон, мои сосед по палатке. Он сильно тряс меня и просил, чтобы я вышел с ним наружу. Он хотел, чтобы мы стучали по кастрюлям и светили фонарями в небо, чтобы помочь заблудившимся альпинистам, но я был слишком слаб и невменяем, чтобы откликнуться. Тогда Хатчисон, вернувшийся в лагерь в 14:00 и поэтому ослабленный значительно меньше, чем я, попытался поднять клиентов и шерпов из других палаток. Но все были слишком измотаны и слишком переохлаждены. Хатчисон вышел в бурю один.

Шесть раз этой ночью он покидал палатку в поисках отсутствующих альпинистов, но ураган был таким свирепым, что он ни разу не отважился отойти дальше, чем на несколько метров вверх от кордонов лагеря. «Ветер был неимоверно сильным, — вспоминает он. — Кристаллы снега бросало в лицо, словно из пескоструйного пистолета. Я мог продержаться на улице не больше пятнадцати минут, пока не промерзал насквозь и должен был возвращаться в палатку».

Сидя на корточках среди альпинистов, потерявшихся на восточном краю седловины, Бейдлман заставлял себя быть начеку, чтобы не упустить момент, когда ураган начнет стихать. Ближе к полуночи его старания были вознаграждены, он вдруг заметил над головой несколько звезд и стал кричать, чтобы остальные посмотрели на небо. Ветер все еще неистовствовал внизу, но небо над их головами начало проясняться, обнажая громады силуэтов Эвереста и Лхоцзе. Эти ориентиры позволили Клеву Шенингу понять их местоположение относительно четвертого лагеря. После громкой перебранки с Бейдлманом он убедил проводника в том, что знает дорогу к палаткам.

Бейдлман пробовал уговорить всех встать на ноги и двигаться в направлении, указанном Шенингом, но Питтман, Фокс, Уэзерс и Намба были слишком слабы, чтобы идти. Бейдлману стало ясно, что если кто-нибудь из них не доберется до палаток и не приведет спасательную группу, то все они погибнут. Поэтому он собрал тех, кто мог передвигаться, и затем они в составе: Бейдлман, Шенинг, Гаммельгард, Грум и два шерпа — ушли за помощью, преодолевая ураган и оставив позади себя, на попечении Тима Мэдсена, четырех беспомощных клиентов. Не желая покидать свою подругу, Фокс, Мэдсен самоотверженно вызвался остаться и заботиться обо всех, пока прибудет помощь.