Наиболее очевидной причиной возможного конфликта была вероятность того, что Роб может принять решение о нашем возвращении обратно перед самой вершиной. Но был и другой повод для его особого беспокойства. На последней стадии акклиматизационного периода он отпустил поводья, позволяя каждому из нас подниматься в собственном темпе, например, иногда Холл разрешал мне опережать на два часа основную группу. Однако теперь он подчеркивал, что хочет, чтобы в первой половине дня во время восхождения все поднимались в тесной близости. «До тех пор пока все мы не достигнем верхушки Юго-восточного гребня, — объявил он, имея в виду особый выступ на высоте 8413 метров, известный как Балкон, — все должны находиться не больше чем в сотне метров друг от друга. Это очень важно. Мы будем подниматься в темноте, и я хочу, чтобы проводники имели возможность держаться на небольшом расстоянии от вас».

Таким образом, те из нас, кто поднимался в предрассветные часы 10 мая впереди всех, вынуждены были неоднократно останавливаться и ожидать на трескучем морозе, пока самые медлительные клиенты догонят остальных. Один раз Майк Грум, сирдар Энг Дордж и я, дожидаясь, пока подойдут остальные, просидели на покрытом снегом выступе более сорока пяти минут, дрожа и растирая руки и ноги, чтобы не обморозиться. Но мучительнее холода было сознание зря потерянного времени.

В 3:45 утра Майк объявил, что мы ушли слишком далеко вперед, и необходимо остановиться и подождать. Прислонившись всем телом к сланцевой породе, чтобы укрыться от морозного ветра, дувшего с запада, я пристально смотрел вниз вдоль стремительного склона и пытался различить в лунном свете альпинистов, медленно и с трудом двигавшихся в нашем направлении. Когда они подошли ближе, я смог увидеть, что некоторые члены группы Фишера догнали нашу группу. Теперь команды Холла, «Горного безумия», и тайваньская группа смешались в одну длинную, растянувшуюся по склону цепочку. Потом кое-что странное привлекло мое внимание.

Внизу, на расстоянии двадцати метров, кто-то высокий, одетый в ярко-желтые ветровку и брюки был привязан веревкой метровой длины к спине хрупкого шерпа; шерп был без кислородной маски и громко пыхтел, волоча своего напарника вверх по склону, подобно лошади, впряженной в плуг. Необычная пара шла с хорошей скоростью, минуя других альпинистов, но способ, обычно применяемый для сопровождения обессиленных или получивших повреждения альпинистов и известный как сопровождение в короткой связке, казался весьма рискованным и крайне неудобным для обоих участников. Вскоре я распознал в шерпе эффектного сирдара из команды Фишера Лопсанга Джангбу, а альпинистом в желтом оказалась Сэнди Питтман.

Проводник Нил Бейдлман, который тоже наблюдал за тем, как Лопсанг тащил на буксире Питтман, вспоминает: «Я шел снизу и видел, как Лопсанг прислонился к склону, вцепившись в скалу, как паук, и поддерживал Сэнди на короткой привязи. Это было слишком опасно. Я не знал, что с этим делать».

Около 4:15 утра Майк Грум позволил нам возобновить восхождение, и мы с Энгом Дорджем начали подниматься с максимально возможной скоростью, чтобы согреться. Когда на востоке над горизонтом появились первые признаки рассвета, скалистый ландшафт сменился обширным оврагом, покрытым ненадежным снегом. Поочередно прокладывая тропу в глубоком и мягком снегу, доходившем почти до колен, мы с Энгом Дорджем достигли выступа на Юго-восточном гребне к 5:30 утра, как раз когда солнце появилось из-за горизонта. Три вершины из пяти высочайших в мире, маячили скалистым рельефом на фоне пастельного рассвета. Мой высотомер показывал 8413 метров над уровнем моря.

Холл высказался достаточно ясно о том, чтобы я не поднимался выше до тех пор, пока вся группа не соберется на этом, похожем на балкон насесте, поэтому я сел на свой рюкзак, чтобы подождать остальных. К тому времени, когда Роб и Бек в конце концов прибыли в хвосте нашей группы, я просидел больше полутора часов.