Сухумовъ довольно долго разсматривалъ портретъ бабушки. Остановился онъ и на портретѣ своего прадѣда, генерала временъ Александра I, съ крупными малиновыми губами на совершенно выбритомъ лицѣ, въ прическѣ, зачесанной на лобъ, съ густыми нависшими бровями, дававшими ему свирѣпый, угрожающий видъ. Сухумовъ вспомнилъ, что будучи ребенкомъ, когда гостилъ у бабушки, онъ всегда боялся смотрѣть на этотъ портретъ.

Сухумовъ и теперь зажмурился и отвернулся отъ портрета, а затѣмъ вышелъ вонъ изъ диванной. Но благодаря этому портрету въ головѣ его зашевелились воспоминания дѣтства. Съ шести-семилѣтняго возраста онъ не былъ въ этомъ домѣ, но теперь онъ началъ вспоминать и расположение комнатъ и уже прямо безъ указания управляющаго вошелъ въ спальню бабушки. Какъ и въ, дни его дѣтства, передний уголъ занятъ божницей потемнѣлаго краснаго дерева съ иконами. Не горитъ только лампада передъ иконами. Посреди иконъ въ серебряныхъ окладахъ большой образъ Спаса Нерукотвореннаго темнаго письма, безъ серебрянаго оклада, только съ однимъ серебрянымъ вѣнцомъ. Онъ вспомнилъ, что бабушка особенно почитала этотъ образъ, вспомнилъ, что тоже боялся этого образа, всегда освѣщеннаго лампадкой съ краешками синяго стекла, дававший лицу блѣдно-синий отблескъ. Вотъ и старинный туалетъ бабушки въ простѣнкѣ между двумя окнами, туалетъ тоже темнаго краснаго дерева на пузатенькихъ шкапчикахъ со столбиками во второмъ ярусѣ, между которыми вдѣлано зеркало, а въ столбикахъ по нѣсколько ящичковъ одинъ надъ другимъ. Вотъ у стѣны двухспальная кровать бабушки изъ краснаго дерева, покрытая голубымъ штофнымъ одѣяломъ, высокая, съ убранными подъ одѣяло подушками, съ штофными валиками въ головахъ и въ ногахъ. Когда умеръ дѣдушка, Сухумовъ не помнитъ, но бабушка его, овдовѣвъ, до самой своей смерти продолжала спать на этой двухспальной кровати. Вотъ и громадное бронзовое кольцо, ввинченное въ потолокъ, въ которое лѣтомъ продѣвался кисейный пологъ бабушки, закрывавший всю кровать и оберегавший бабушку отъ комаровъ и мухъ.

— Здѣсь я спать буду? — спросилъ Сухумовъ управляющаго.

— Гдѣ прикажете, Леонидъ Платонычъ, ваша милость, — отвѣчалъ тотъ. — Ладили мы вамъ въ маленькой спальнѣ около кабинета, постельку приготовить и кроватку поставили, потому тамъ и каморочка для прислуги, такъ чтобы къ прислугѣ ближе… Позвать прислугу и все этакое… Но гдѣ прикажете. Спальня бабенькина тоже теплая комната. Тутъ и шторки темныя и занавѣсочки, а только нѣтъ коморки для прислуги. Съ покойницей-то бабенькой вотъ тутъ на кушеточкѣ старушка Настасья Дмитриевна спала.

Сухумовъ еще разъ окинулъ спальню взглядомъ и сказалъ:

— Я здѣсь, на этой кровати спать буду.

— Слушаемъ, Леонидъ Платонычъ… Тутъ и приготовлять ничего не надо. Все готово. Только постельное бѣлье постлать.

Управляющий поклонился.

II

Въ большой столовой во вкусѣ ампиръ, съ буфетомъ краснаго дерева съ бронзовой отдѣлкой, на большомъ овальномъ раздвижномъ столѣ съ дюжиной тоненькихъ ножекъ былъ сервированъ одинъ приборъ. Къ столовой примыкала стеклянная галлерея зимняго сада, нынѣ уничтоженнаго, а потому въ столовой было ощутительно холодно, такъ что виденъ былъ паръ, выходящий изъ ртовъ при разговорѣ. Управляющий поклонился Сухумову и указалъ на столъ.

— Подзакусить если, батюшка Леонидъ Платонычъ, вамъ желательно, то обѣдъ для васъ готовъ. Не взыщите только, если стряпня моей жены-старухи вамъ не понравится.

— Пообѣдать надо, хотя аппетита настоящаго у меня еще нѣтъ.