Наткнувшись на него в коридоре, Анна сказала:

– А я вас не вызывала.

– Но вы же сами велели…

– Что?

– Искать себе алиби.

– Нашли? – спросила Анна.

– Идемте в кабинет, – сдержанно сказал Воронцов.

Она распахнула дверь и пригласила его войти. Геннадий Михайлович деловито шагнул к столу и поставил на него свой портфель.

Когда Стерхова уселась на место, он протянул ей документы.

– Что это?

– Мое алиби. Копии билетов, квитанция из гостиницы и протокол комиссии, – ответил Воронцов и сел напротив нее.

– Толком объясните, – сказала Стерхова.

– За день до гибели Савельевых я вылетел в Москву, что подтверждается авиабилетами и утвержденным отчетом по командировке. Я вернулся только через неделю. – Он шмыгнул носом. – К тому времени Юлия уже умерла.

– А это что? – Анна показала бумагу. – Зачем это мне?

– Протокол московской комиссии, на которой слушался мой отчет. – Воронцов привстал и ткнул пальцем в бумагу: – В тот самый день. Из чего следует, что я не мог быть одновременно в Москве и Урутине. Можете оставить себе эти экземпляры. У меня есть копии.

Изучив документы, Стерхова признала, что лучшего подтверждения алиби за время работы в следственном управлении она не встречала. Все было тщательно задокументировано и подтверждено «живыми» печатями.

– Откуда вы это взяли?

– За протоколом комиссии пришлось обратиться в архив. Отчет по командировке, копии билетов и гостиничной квитанции хранились у меня. Я, кроме того, что бывший военный, еще и финансист. А эта профессия подразумевает ответственность и уважение к отчетным документам.

– И что же, после каждой командировки вы делали копии отчетных документов? – спросила Стерхова.

– Всенепременно и обязательно. Никто не знает, где споткнешься, не грех подстелить соломки. К примеру, потерялся в бухгалтерии отчет, а у меня есть копия – нате, пожалуйста! Подписи, печати, все на месте!

Глядя на Воронцова, Стерхова живо представила, как этот нескладный, болезненно-сентиментальный человек садится вечером за стол и с наслаждением подшивает документы в картонную папку, а потом определяет ее в сервант.

С минуту она колебалась, но, когда сочувствие пересилило отвращение, все же спросила:

– Почему сразу не рассказали?

– О чем?

– О том, что подстелили соломки.

– Я не понимаю.

– Что в день гибели Савельевых вы были в командировке.

– Я, знаете, финансист. Люблю точность.

– Это к чему?

– К тому, что сначала я должен был все проверить и сопоставить по датам.

– Теперь нужно проверить нам. – Стерхова сложила документы и сунула их в папку. – Сегодня же разошлю запросы в архивы.

– Пожалуйста, проверяйте. – Воронцов поднялся со стула. – Надеюсь, я вам больше не нужен?

– Можете идти.

– На дачу в выходные можно поехать? – с легким раздражением спросил Воронцов.

– Пожалуйста.

– И на том спасибо!

Уже через несколько минут после ухода Воронцова Стерхова направила запросы в архивы, хотя могла бы этого не делать – непричастность Воронцова к делу Савельевых была слишком очевидной.

Потом у Анны обнаружились другие неотложные дела. Решив задержаться на полчаса, она проработала до трех, забыв про обед.

А потом в ее кабинет буквально ворвалась секретарша Кристина.