— Сейчас тебе пока нечего делать.
— Если я сейчас сяду, то потом уже ничего не смогу делать.
Он продолжал возиться с готовкой, но улыбнулся:
— Ты собираешься есть стоя?
— Если понадобится, — философски ответила Мэгги. В конце концов она нашла компромисс, прислонившись к стволу раскидистой сосны, и так ела. Даже после такого небольшого перерыва в движении она почувствовала себя так скованно, что с большим трудом вымыла посуду и сковородки. Когда Коннор резко велел ей лечь на постель, которую приготовил для нее. Мэгги повиновалась, не обратив внимания на его тон. И почти мгновенно уснула.
На следующее утро дразнящий аромат кофе, дымящегося под самым носом, разбудил Коннора. Мэгги стояла рядом с ним на коленях, свеженькая и улыбающаяся, и протягивала ему кружку с кофе. Ему пришло в голову, что он бы с удовольствием просыпался так каждое утро всю оставшуюся жизнь — даже без кофе.
Он медленно сел, потер глаза и переносицу указательным и большим пальцем. Взял в одну руку кружку, а второй провел по всклокоченным волосам.
— Ты намерена меня избаловать?
— Нет, — ответила Мэгги, искренне удивленная его вопросом и ворчливым, почти сердитым тоном. — Я намерена проявить о тебе заботу. Как ты обо мне вчера. — Мэгги откинулась назад, на пятки, и расправила юбку на коленках. — Спасибо за то, что закончил вчера остальные дела и дал мне поспать. Я намеревалась больше помогать, но…
Он отхлебнул кофе и небрежно пожал плечами:
— Ты и так достаточно сделала.
— Сегодня справлюсь лучше.
Он только тихо и скептически что-то проворчал. Благодаря тому, что Мэгги поднялась рано и все подготовила, они смогли отправиться в путь уже через несколько часов после восхода солнца. На каждой остановке Мэгги помогала Коннору, часто не дожидаясь его указаний. Она приготовила ленч, а он убрал посуду, во время обеда они все делали вместе. Ее движения были медленнее, чем его, так как она боролась с окоченевшим телом. Потягивалась и выгибала спину, когда залезала в фургон или спускалась на землю, иногда потирала шею, но Коннор вынужден был признаться самому себе, если не самой Мэгги, что она справилась со вторым днем путешествия и с работой по хозяйству с большей энергией и грацией, чем он от нее ожидал.
Небольшой костер, который они развели в тот вечер, предназначался не столько для тепла, сколько для отпугивания любопытных животных. Из подлеска за пределами освещенного круга до Мэгги доносились шорохи и треск — там мелкие животные охотились за пропитанием. Она повернулась на бок, спиной к костру, и посмотрела на профиль Коннора. Он лежал на спине на расстоянии в несколько футов от нее, заложив руки за голову, уставившись в безбрежный простор черного бархатного неба. Мэгги проследила за его взглядом и была поражена необъятностью неба, которую никогда раньше не видела, с сияющими звездными узорами, которые раньше встречались ей только в книгах.
— У нас в Нью-Йорке нет таких звезд, — с благоговением произнесла она.
Хорошо понимая, что она хочет сказать, Коннор слабо улыбнулся.
— Знаю, — ответил он. — Я скучал по ним. В городе весь блеск на земле. В любом городе.
Мэгги ничего не сказала. Она отдалась ощущению пространства и тишины и начала лучше понимать связь Коннора с величием этого окружения. В этой местности ручьи текли чистые и холодные. Вода разговаривала, пробегая по камням. Серебристые тополя шептались на ветру. Переливались листья, с одной стороны зеленые и блестящие, с другой — серебристо-серые, трепетали от малейшего дуновения ветерка. Голубые ели покрывали склоны, окрашивая Скалистые горы в насыщенные, светящиеся тона.
Коннор перевернулся на бок и положил руку под голову. |