– Как же вы успеваете обрабатывать такую махину?

Только плечами пожал:

– Дело привычное.

Я давно знаком с ним; мне нравится его уверенное спокойствие здорового человека, открытое мужественное лицо, какая-то компактная слаженность атлетической фигуры и широкие, как лопата, ладони.

– Как урожай на вашем поле?

– В прошлом году был неважный… Двадцать четыре центнера пшеницы на круг. Чуть до плановой не дотянули. Засуха!

– А в другие годы?

– Было и по сорок два, и по тридцать восемь. Разно.

– А заработок?

– В прошлом году неважный… – Он чуть замялся. – Примерно по сто пятьдесят рублей в месяц.

– А в других отрядах?

– У них повыше. Особенно у Метчинова и Оразаева. У них поля получше. А план на урожай почти одинаковый.

– Почему?

– Да потому, что я уже семь лет проработал на своем поле, а они всего два года…

– Ну и что?

– А то, что я за пять лет урожайность повысил втрое, а на других полях она была пониже моей. Когда остальные поля закрепили по звеньям, то за плановую урожайность взяли мою… Но земля-то у них лучше. Ценность земли по науке определять надо. Отсюда и план давать.

Говорит он медленно, как бы нехотя. Какая, мол, польза от этих разговоров?

– Я вот сколько лет твержу: дайте мне Лимит на трактор, только по науке. А то один расходует на ремонт трактора по двести рублей в год, другой – по шестьсот. Иная деталь ему не нужна, а он ее тащит. Берет на горло.

– А что Николай Иванович?

– Он-то, может, и не против. Дак ведь не из одного председателя колхоз состоит. А порядок такой заведен был давно.

Закурил. Начал опять без видимой связи:

– Район у нас все еще кампании водит… Этих бумаг из управления – гора! Все планы, приказы, и по срокам все расписано. Сколько отремонтировать тракторов, сколько плугов, борон, сеялок… Почему сроки нарушаете? Где ваши донесения? Иная сеялка проработает всего восемь дней – новенькая, а мы ее начинаем разбирать. План на нее – ремонтируй… Давай выполнять.

Впрочем, критикует он все конторы без названия.

– Бумаги нам шлют… А запчасти – нет, шаром покати, железа – ни куска. Где хочешь, там и доставай. Ни купить, ни украсть, извините, – ну хоть в лепешку расшибись. Вот и ездим в Зыряновск, побираемся, как цыгане. Достанешь этих деталей после реставрации да из брака. Они ни к черту! А то сами лепим детали из всякого подручного материала! Это никто замечать не хочет. Зато наедут к тебе, увидят кривой зуб на бороне – и пошли: почему не отремонтировано? План не выполнять? Было указание?! А то, что трактор вышел из ремонта и через неделю развалился, не видят. Начнешь говорить про это некоторым штатским лицам – хмурятся.

Этот разговор вспыхнул с новой силой на ферме. Лисовец пришел замерять бак для молока, чтобы новый сделать, а Лозовой сидел за столом, удой подсчитывал.

– У нас такой порядок заведен: мне, колхозу, на пять лет вперед все расписано: сколько и чего сдать надо и к какому сроку. Но что получим мы? Не только что за пять лет, за год наперед не знаем, – горячится Лозовой. – Вот холодильника нет, чтобы охлаждать молоко. За пятьдесят верст возим его, да по жаре. Пять лет просим – не дают. «Дайте нам поилки для коров!» Нет. «Но хоть труб дайте! Сами смастерим».