Дверь была закрыта.

— А мы, пап, тебя завтра ждали, — сказал Валерка, подходя.

— Вечно у вас не как у людей. Где мать?

— Не знаю. Я из школы иду… Да, пап, посмотри-ка. — И он протянул отцу подарок.

— Ведь знают же, что на двенадцатые сутки прибываю, так нет же… — беря ящичек, проговорил Василий Егорович. — Развяжи-ка мешок да брось Тузику горбушку. Видишь, вертится, чует.

Тузик в самом деле вертелся, скулил, щелкал зубами, прыгал в сторону мешка и даже царапал землю. Пес, может быть, не столько чуял, что в мешке, сколько знал сам мешок, в котором хозяин обычно приносил ему хлебных кусков.

Валерка ненавидел этот куцый, грязноватый, всегда на треть наполненный мешок, с красной заплатой на одном углу. Ненавидел, как он, брошенный отцом, кособоко прижимался к нижней ступеньке крыльца, тупо ожидая, когда ослабят его туго стянутое горло и извлекут из него сухие, ноздреватые в изломе и местами заплесневелые хлебные куски. Эти куски Василий Егорович собирал в своем вагоне после ухода пассажиров.

Но сейчас, захваченный совершенно иными чувствами, Валерка точно забыл, что это за мешок. Он поспешно развязал его, кинул Тузику целых пол булки и опять встал перед отцом. Но Василий Егорович наблюдал за псом. Схватив горбушку, Тузик сперва несколько раз прошелся перед крыльцом, повиливая своим львиным хвостом и благодарно глядя на хозяев, потом только нырнул в конуру.

— Чего он не обрастает?

— Обрастет, пап. Ты вот ящичек посмотри.

Василий Егорович приподнял крышку и как-то даже промычал.

— Хорошие? — сияя, спросил мальчишка.

Василий Егорович оглядел коробку, выискивая какую-нибудь этикетку, не нашел и спросил:

— Сколько же это стоит?

— Не знаю. Меня наградили.

— Наградили?

— На районной выставке. За портальный край. Помнишь, такой высокий! Я его сделал, когда мы с Юркой со стройки приехали.

— Помню. Чего ж не помнить… Ишь ты. Долото. Сверло…

— А вот грамота. — И Валерка передал отцу грамоту. — На машинке напечатана.

— И правда. — Василий Егорович прочитал. — Смотри ты. За произведение «Портальный кран». Теренину… Значит, ничего вышел кран-то?

— Ну видишь — второе место.

— Да. Теперь рамку сделай и над кроватью… Рубаночек… Дорогие, наверное. И охота ведь кому-то заниматься всякими выставками.

Видя, как жадно грызет Тузик корки, Василий Егорович спросил, не голодны ли куры.

И тут Валерка вспомнил Мистера. Вспомнил — и моментально вылетели из головы и грамота и инструменты. Он с боязнью глянул на отца.

— Пап, у нас петуха украли.

— Кто украл? — быстро подняв лицо и снимая набор с колен, спросил Василий Егорович.

— Дядька один.

— Какой дядька?

— Да тут ходил по Перевалке. — И Валерка, потупив глаза, сбиваясь, рассказал обо всем случившемся.

Василий Егорович сплюнул, поднялся и направился в курятник. Остановился, оглянулся.

— Ну что-нибудь у них да случится без меня, ну что-нибудь да случится!.. То цыплята в пол-литровых банках тонут, то кошки огурцы поедают, то побирушки петухов тащат! Дождетесь, что и самих какой-нибудь дьявол уволокет!.. Неси-ка пшеницы.

— Дом-то закрыт.

Василий Егорович махнул рукой и пошел выпускать кур, которых обычно запирали в сарайчик, когда в доме никого не оставалось. Валерка поднял с заслеженного крыльца ящичек, вытер дно рукавом и подумал, что отец все-таки не сильно ругается и что это, наверное, повлияла грамота.