Часто, глядя на свои не очень искусные клетушки, он представлял небывалые, сногсшибательной красоты клетки, которые он, может быть, когда-нибудь построит и сделает переворот в клеткостроении. И сейчас он вкладывал в рисунок все, что более или менее четко представлялось ему когда-либо.

Валерка сперва косился на все эти дуги, полуарки, думая о том, где все-таки достать интересные чертежи. Потом, уловив в Юркиных начертаниях некоторую стройность, пригляделся к ним внимательнее, а затем и вовсе ближе подсел. Занятно… Если все это сделать резным, точеным, то, пожалуй, будет красиво. А этот второй этаж можно расширить, чтобы он слегка нависал над первым…

— Ну вот, — сказал Юрка. — Думаешь, легко?

— Не знаю.

— А хочешь труднее — делай без проволоки, из одного дерева.

— Ну-ка, дай я хорошенько посмотрю.

— Смотри.

Валерке и так было все видно, но он взял клетку, зажал ее в коленях и стал обводить пальцем контур терема. Он ему явно нравился.

— Слушай, Юрка, дай мне этот рисунок.

— Это же дно.

— Оторви.

— Придумал! Срисуй.

— Нет, я хочу именно этот. Оторви. Я тебе другой кусок фанеры принесу.

— Да ты что, елки! Я разве для этого рисовал, чтобы отрывать?

— Да не жалей ты. Ну, хочешь, я принесу фанеру и сам прибью, чтобы твои труды не пропадали?

— Ну ладно, отрывай. А фанеры у меня без твоей хватает.

Валерка осторожно отделил ножом дно от реек, вытащил гвозди и убежал домой.

Глава третья

КОЛОДЕЦ

В воскресенье утром к Гайворонским неожиданно пришел Теренин, впервые за два с лишним года. Он почему-то отказался от стула, а уселся прямо на пороге. Мужчины перебросились несколькими неловкими фразами о личной жизни, о работе, о базарных ценах. Затем вдруг Василий Егорович предложил Гайворонским копать колодец на границе их огородов.

Обе семьи, как и более десятка других, пользовались одним колодцем, через три дома от Терениных. Летом воды хватало. Но с наступлением осени, когда уровень в реке падал, падал он и в колодце. Одним приемом ведро уже не зачерпывалось. Слазишь этак раза три-четыре, натягаешь тяжелой мути и не знаешь, что с ней делать, сейчас ли выплескивать или потом, потому что эта муть не задерживается ни на каких ситах и ладом не отстаивается. И, чем ближе подкатывала зима, тем явственней ощущалась нехватка воды.

Василий Егорович сказал, что мысль о своем колодце у него возникла давно, но все как-то руки не доходили, а тут вот натаскал кадушку, а пить и не попьешь, жди до завтра, пока грязь осядет, да и подумал, а что, мол, одному надрываться, предложу-ка Петру, тоже ведь мыкаются.

Гайворонские охотно согласились. И минут через десять затрещал уже забор, освобождая место для копки.

Юрка побежал к Валерке, но Валерка уже сам выходил.

— Начали? Вот. Это я папке подсказал, чтобы он с вашими посоветовался, а то один хотел рыть.

— Теперь — живем!

И они примялись стаскивать в кучу сломанные заборные планки.

— Пап, можно их поджечь? — спросил Юрка.

— В печке сгорят.

— Нет, ну по такому случаю?..

Все рассмеялись. И Аркадий предложил уступить просьбе. Ребята запалили костер, принесли картошки и стали печь ее, поддерживая огонь сухими подсолнуховыми дудками, стаскивая их со своих и с соседних огородов. Обгорелая палка, которой Юрка выкатывал из углей черные картофелины, походила на кочергу, а сами картофелины — на что-то совершенно несъедобное.