Все обернулись. К середине, к этому кратеру своеобразного вулкана, пробирался человек, подняв над головой саквояж. Старуха, услышав о шприце, мгновенно успокоилась, подобрала ноги и встала, с силой рванув свои кисти из цепких пальцев парня.

— Издеватели! Что мы вам сделали, что вы над нами измываетесь?

Наконец тот человек, с саквояжем, протиснулся. Он оказался пожилым, в шляпе и в очках.

— Встала уже? Вот видите. Будь у меня на самом деле шприц, я бы ей непременно чего-нибудь вспрыснул, хоть и не доктор.

— Вы не доктор? — спросил летчик.

— Что вы, я бухгалтер. И, как заметили, очень находчивый бухгалтер. Дело в том, что и я не раз видел эту особу с девочкой, и всегда у меня щемило сердце… Я благодарен этим молодым людям за их решимость… — кивнул он на Юрку и Валерку. — А вас, уважаемая, нужно немедленно в милицию, немедленно!

— В милицию ее. Где живет, прямо там в милицию и сдать! — поддержали пассажиры.

— Ну что, ребята? — спросил летчик. — Что будем делать? Где, вы говорите, они живут?

— На Перевалке. Это остановка Мостовая. Обратно ехать.

— Обратно?.. Ну что же, давайте тогда к выходу. На первом же полустанке сойдем… Бабушка, прошу.

— Может, помочь? — спросил бухгалтер.

— Справимся, — ответил летчик. — Нас трое. Спасибо, что истерику сорвали.

— По-моему, мать этой девочки тоже… штучка. Разберитесь.

Пассажиры пропустили их, провожая советами и напутствиями.

На остановке, где был лишь дощатый навес, электричка замерла на десять секунд и покатилась дальше, постепенно тая в мутной и жухлой осенней дали.

— Отлично, пойдемте под навес, тут холодно, и подождем встречную. Она будет вот-вот.

И они отправились под навес, где уже укрылась старуха. Покосившись на нее, летчик вдруг проговорил:

— Эх, знали бы вы, как мне, пилоту, вот эта штука не по нутру, вот эти побирушки… И еще похоронные процессии, особенно те, что с музыкой, — ужас!.. Пилот владеет небом, он, можно сказать, бог всесильный, и вдруг видит, что люди могут быть и нищими, и могут умирать. Нет, это не для меня.

— Понятно, — сказал Валерка — Я тоже не люблю похороны. У меня аж мурашки по коже бывают.

— Вот именно… Так уточним нашу задачу. Приезжаем на Мостовую. И потом?

— Сдаем в милицию, — сказал Юрка.

— Все же в милицию?.. Ну что ж, в милицию так в милицию. Я, правда, ни разу не имел дел с милицией.

— Мы тоже, — заметил Валерка.

— Вот видите. Ладно, как-нибудь провернем. А вы знаете, где милиция?

— Знаем. Возле лесозавода.

— Отлично.

Катя стояла между летчиком и Юркой, съежившись, в латаном пальтишке. Платок почти развязался и надвинулся на глаза, но девочка не поправляла его. Она в самом деле походила на нищенку, сироту бездомную. Юрка все порывался спросить, как так получилось, что она стала шататься по вагонам, но сдержался, чувствуя, что Катя все равно ничего не ответит, а то еще и разревется.

Глава пятая

ПОРШЕННИКОВА ВЫСКАЗЫВАЕТСЯ

Показалась электричка.

— Бабушка, прошу.

Ехали молча. Народу было мало, и почти все дремали. На окнах скапливалась изморось и стекала вниз волнистыми струйками. Юрка размышлял над вопросом, сколько лет каторжных работ дадут старухе: десять или двадцать. Наверное, двадцать, потому что она сбила Катьку с правильного пути, оторвала от школы, а это, конечно, величайшее преступление.