направлении. Выругавшись, киммериец оставил одну погоню, чтобы начать другую, за уже знакомой жертвой.

— Ну что, а где благодарность? — поинтересовался он, настигнув беглянку. — Куда мы теперь так спешим?

— Отвяжешься ты от меня или нет? — резко развернувшись, гневно спросила Ирилия. — Если тебе так неймется быть рядом, не вздумай выражать свои знаки внимания, деревенщина. Мне только твоих ухаживаний недоставало. Только тронь меня — и одному из нас будет не место на этой земле.

С этими словами Ирилия направилась быстрым шагом к нависающей над садом внешней стене дворца.

— Не знаю, кем ты считаешь воинов королевской армии, но я никогда не был убийцей женщин и детей или мародером, — продолжил разговор Конан, держась на некотором расстоянии от женщины. — Ну и кто были эти милые ребята?

— Я узнала их. Они из тайной дворцовой стражи, подчиняющиеся канцелярии евнухов. Они давно следили за мной, но теперь дело зашло так далеко, что решились попытаться заткнуть мне глотку. И теперь даже титулы и звания моего мужа не будут гарантировать мне безопасность.

— Мужа? — Конану и в голову не приходило вполне естественное предположение, что Ирилия может быть замужем.

— Он далеко отсюда. И, по правде говоря, ему мало дела до моих проблем, а недостатка в женщинах он и там не испытывает. Но, по крайней мере, его имя до сих пор прикрывало меня от угрозы расправы. А теперь… теперь я вне закона и не могу быть в безопасности даже в своем доме. Хотя это уже не важно. Пожалуй, это лишь знак слабости врага, знак того, что настало время открытой борьбы.

Подойдя к воротам, она замолчала. Створки были широко распахнуты, а в проеме стояли четыре неподвижных стражника, расступившихся, чтобы пропустить покидающих дворец гостей, и снова молча сомкнувших свой строй за их спинами. Бродившие на придворцовых улицах нищие и бездомные провожали удивленными взглядами удаляющуюся от дворца все еще мокрую парочку, не решаясь, однако, пошутить вслух или попросить милостыню, опасаясь внушительных габаритов киммерийца и весьма недружелюбного выражения его лица. Вновь оказавшись вне досягаемости непрошеных ушей, Конан продолжил разговор:

— Похоже, я приехал в столицу в самый напряженный момент подпольной политической борьбы.

Ирилия только усмехнулась:

— Догадался! Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: если этот режим продержится еще два дня, то только благодаря какой-то особой жалости Тарима к нему.

Свернув несколько раз, Ирилия пошла по улице, ведущей на высокий холм в стороне от дворца.

— Значит, тебя и твоих союзников не пугают ужасы грозящей гражданской войны?

— А разве это страшнее, чем гражданская тирания, царящая в стране? Когда шарифы и городская стража силой заставляют молодежь идти в армию, чтобы погибнуть в никому не нужной войне, когда юноши, почти подростки, исчезают среди бела дня, схваченные дома или на улице и отправленные в казармы. До сего дня мой титул, как и титул нескольких моих друзей, давал нам возможность законно выражать свое несогласие с происходящим. Но никто не прислушался к нашим призывам. Пора кончать с этим прогнившим режимом! Любая перемена может быть только к лучшему в этих условиях!

— Вы просто не представляете себе, что такое настоящая анархия. — Конан обвел рукой расстилающийся по склону у подножия холма огромный город с россыпью огоньков, рассеивающих темноту. — Вообрази — все эти дома горят или уже превращены в груды пепла. Их жители убиты или остались без денег и крова. Стон стоит над некогда прекрасным городом.

— Нет, сержант, нем нечего бояться анархии.