— Нет, сержант, нем нечего бояться анархии. Если, конечно, мы не станем опираться в борьбе на таких, как ты. Туран — цивилизованная страна, и ее народ сумеет оценить правителя по его мудрости и справедливости.

Настанет время, и сердце подскажет народу правильный выбор. Большая часть городского гарнизона на нашей стороне. Это позволит сделать насилие и кровопролитие минимальными, хотя и не устранит их вовсе. Но пойми: чтобы сделать что-то лучше, надо смириться с временным ухудшением положения вещей.

— Не знаю, не знаю, — с сомнением покачал головой Конан. Его мысли разрывались между тяжелыми опасениями и гордостью собой за то, что ему удалось-таки подбить эту гордую аристократку на откровенный серьезный разговор. — Не забывай, девочка, что игроки типа Аболхассана не стали бы просто так подставлять под топор свою шею. Нет, они тоже ведут свою игру. И сдается мне, что для генерала ставка в ней — королевский трон.

— Разве ты не видишь, что Аболхассан дискредитировал себя еще больше, чем Йилдиз? Ни один, ни второй не могут получить поддержки народа, как не могут они закончить тянущуюся из года в год Вендийскую войну. Последняя их опора — сила колдунов из Совета Мудрейших — уничтожена неведомым противником. И это тоже ни для кого не секрет. Даже с такими могучими героями, как ты, — усмехнулась Ирилия, — они бессильны помешать нам. И двор, и простые горожане видят и понимают это.

— Может быть, это и так, — задумчиво сказал Конан. — А ты не думаешь, что война для Аболхассана — это только прикрытие? Ведь сколько оружия, якобы отправленного в Вендию, осталось на складах генерала в Туране и в самой столице, чтобы быть использованным против Йилдиза.

— Интересная информация. Но если Аболхассан не будет действовать в поддержку короля, это нам только на руку. Порознь они будут еще слабее. — Неожиданно, сама удивившись своему поступку, Ирилия улыбнулась и прижалась к боку киммерийца. — Странно все это! А ведь я раньше была всего лишь мирной женщиной, желающей остановить эту безумную войну. Но сколько горя, боли и несчастья мне довелось увидеть с тех пор, как я вступила в борьбу…

— Могу лишь посочувствовать тебе как равной. — Конан боролся с искушением обнять Ирилию, но рискнул лишь успокаивающе погладить ее по руке. — Знаешь, убив стольких людей на войне, я обнаружил, что здесь, в Аграпуре, полно людей, куда более заслуживающих быть убитыми, чем любой мятежник.

Наконец они дошли до вершины холма, увенчанной куполом большого храма. У их ног сверкал огнями город. Вдалеке катил свои воды могучий Ильбарс, по которому даже ночью двигались, обозначая свой путь фонарями, лодки и галеры. Отдельной громадой возвышался над городом королевский дворец. Черная ночь, наполненная ароматом жасмина, играя теплым ветерком, быстро высушила одежды обоих собеседников.

— Знаешь, Конан, — в первый раз дружески обратилась к нему Ирилия, — я начала с того, что посоветовала тебе уехать отсюда. Но теперь, узнав тебя, я предлагаю тебе присоединиться к нам, заговорщикам. Если ты силен, а в этом я не сомневаюсь, и если ты хочешь чего-то достичь в своей жизни, а этого, похоже, у тебя тоже не отнимешь, — у тебя будет большое будущее. Обрати свои боевые умения нам на пользу, и ты быстро станешь лидером среди нас! Но помни об одном: всегда, в любом деле твоя воля — превыше всего, кроме высшей воли — воли народа!

— Ирилия, у вас и без меня полно желающих стать лидером восстания!

— А кто мешает тебе стать им? Послушай! Мятежники готовы нанести удар в любой момент. Если получится — хоть завтра. Так вот, ты завтра будешь рядом с королем. Так же близко, как мы с тобой сейчас.