В поисках ночного солиста я стал переворачивать камни и неожиданно под одним из них увидал скорпиона. Здесь его находка была не совсем обычной, так как северной границей распространения этого паукообразного считается северный берег Балхаша, от которого мы находились не менее чем в полутораста километрах, фактически за пределами Средней Азии. Потом из-под камня выскочила маленькая и очень изящная ящеричка. Ее темно-коричневое тельце было испещрено множеством желтеньких пятен, будто солнечными бликами. Пленницу мы водворили в полулитровую стеклянную баночку и вскоре возле нее обнаружили такую же вторую ящеричку. Неужели она примчалась к своей товарке? И эта ящеричка была изловлена и подсажена к первой. Но вскоре она заскучала и погибла.

Алексей без тени раскаяния признался, что эту ящеричку он примял, когда ловил. Поиски ящеричек его заинтересовали, и он перевернул множество камней, но, как оказалось, для того, чтобы найти змею. Ему очень хотелось поймать змею. Из нее он собирался изготовить какой-то особенный браслет. К счастью, осуществить свою затею он не смог: возле бивака змей не оказалось. Я же под камнем нашел ядовитого паука каракурта с одним единственным коконом. Находка тоже была необычной. Каракурт — житель знойных пустынь, населяет всю Среднюю Азию и, как я ранее был убежден, далее северных берегов Балхаша не проникает. Паучок-каракурт мог свободно залететь сюда на паутинке, и дело, конечно, не в расстоянии, а в условиях жизни. Здесь совсем другой ландшафт, другая климатическая обстановка. Каракурта водворили в проволочный садочек, он поехал с нами путешествовать. Поездка ему не помеха, он преотлично себя чувствовал в неволе и после нескольких, преподнесенных ему кобылок, наевшись, сплел два кокона, проделав это сложное и ответственное дело ночью в спокойной обстановке. Алексей все время порывался убить каракурта, как он выразился, «просто ради интереса».

Мы показали двум подъехавшим к нам откуда-то издалека чабанам каракурта и скорпиона. Они впервые увидали их в жизни и были убеждены, что в этой местности не живет ни тот, ни другой.

Попрощались с горами и поехали на запад, к далекому селению Актогай, где я собирался поискать таинственные курганы с грядками или, как их еще называют, курганы с усами. С этими курганами у меня были связаны давние и сложные дела.

Туркестанская златогузка

Темные тучи, висевшие на западе, далекие раскаты грома и отблески молний постепенно приблизились к нам, пролились сильным ливнем и испортили дороги. Бесконечно меняю скорость машины, манипулирую демультипликатором, виляю между лужами, кручу руль машины, проскакиваю трудные участки дороги.

Перед нами обширная равнина, и только по горизонту видны далекие холмы да низенькие горы. В одном месте коварный солончак схватил нашу машину капканом, и ох, как нелегко ее вытаскивать. Кое-как выбираемся на сухое место и, заехав за ближайший холм, становимся на бивак. В темноте летают какие-то белые бабочки, но после тяжелого пути нет сил узнать, кто они такие.

Рано утром вижу рядом с палаткой, на кустиках таволги, белых ярких бабочек. На их крыльях по несколько маленьких черных и желтых пятен, спинка в длинных белых волосках. Сразу узнал бабочку златогузку Эупроктис каргалика, одного из серьезнейших вредителей леса. Но здесь она, по-видимому, немногочисленна и живет тысячелетия в степи только на одной таволге, не привлекая внимания, и, возможно, стала отличаться от своей родственницы, настоящей жительницы леса. Бабочки совершенно неподвижны, но заняты важным делом. Не спеша, они откладывают яички, постепенно покрывая их снаружи густыми золотистыми волосками, снятыми со своего брюшка.