Вейл не знала, что такое искренность. Кеннисон не питал никаких иллюзий

– он понимал, что его ждет. Но это предложение означало несколько лишних мгновений жизни, а Кеннисон уже понял, как драгоценно каждое мгновение.

– Да, – сказал он хриплым, надтреснутым голосом. – Да.

– Прекрасно, Дэнни, мой мальчик. Ты всегда отлично умел пресмыкаться. Теперь иди сюда. Только не забудь, пистолет все еще при мне. Если это опасность тебя так заводит, значит, у тебя будет стоять, пока у меня пистолет. – Она снова засмеялась, как будто отпустила удачную шутку.

Кеннисон двинулся к ней, лихорадочно размышляя. Вейл меньше его ростом, значит, руки у нее короче. Если они настолько короче, что… Конечно, это отчаянный риск. Но и положение отчаянное.

Он дал ей обнять себя, постаравшись скрыть дрожь отвращения. Холодный ствол пистолета упирался ему в затылок. Она подставила ему губы для поцелуя, и он стиснул ее изо всех сил. Он помнил, что она любит, когда с ней грубы.

Ее тело по-прежнему оставалось напряженным и неподатливым в его объятиях. Тогда он заставил себя вообразить, что обнимает не ее, а Пруденс. Он повернул ее спиной к себе и прижал к столу, глядя через ее плечо в мертвые глаза Пруденс Бейкер.

– Что ты делаешь?

– Принимаю на постоянную работу, – промурлыкал он. Это была старая шутка: секретаршу берут на постоянную работу только после того, как трахнут ее на столе.

Наконец она расслабилась, ее руки протянулись назад и обвили его шею. Он все еще чувствовал спиной холодный металл, но это был не ствол, а рукоятка.

Пора!

Он схватил со стола ножницы и, сжав их обеими руками, изо всех сил вонзил ей в спину. В то же мгновение он вцепился в ее правую руку, с силой опустил ее и прижал к своему боку.

Вейл подбросило, словно от удара электрического тока. Все ее тело выгнулось назад. Воздух с шипением вырвался из ее легких. Кеннисон почувствовал, как кончик ножниц скользнул по кости, он еще раз налег на них, и руки его стали горячими и мокрыми.

– Сукин сын!

Он все еще крепко держал ее, не давая согнуть правую руку, чтобы направить ствол в него. Она билась и извивалась. Наверное, точно так же билась сестра Пейдж. По ее телу пробежала судорога, и он услышал сзади выстрел. Горячие газы обожгли ему голову, пуля оцарапала спину и вонзилась в стену.

Она корчилась все сильнее, он чувствовал, что она вот-вот вывернется. Ее рука скользила вниз, сейчас она высвободится. Если она сможет повернуть пистолет…

Он резко повернулся и отшвырнул ее руку в сторону. Еще одна пуля вылетела из глушителя и разнесла диплом в изящной рамке, висевший рядом с книжной полкой. Он обеими руками схватил руку, в которой был пистолет, и изо всех сил заломил ее. Третий выстрел обжег его руку, как язык пламени. Пуля пробила ему плечо, не задев кости. Боль была невыносимой, но он знал, что ослабить хватку – это смерть. «Такому человеку, как я, боль нипочем».

Она колотила его кулаком левой руки, но он, не обращая на это внимания, все сильнее выворачивал ей правую. Наконец что-то хрустнуло, и пистолет выпал из ее разжавшихся пальцев.

– Боже! – вскрикнула она. – О боже! Мне больно! Вызови скорую!

Он отстранился от нее и ногой отшвырнул пистолет в угол. Вот уж кому не стоит призывать Бога, так это мадам Вейл.