Изменить размер шрифта - +

— Рад, что вы смогли зайти, рабби. Отец обрадовался, когда я сказал, что вы собираетесь проведать его.

— Я бы зашел раньше, но сам несколько дней пролежал в постели.

— Да, я знаю. — Бен запнулся. — До меня дошли кое-какие слухи… У вас, кажется, была небольшая проблема из-за меня… по поводу этого Хирша?

— Была небольшая проблема, — согласился рабби.

— Я хочу, чтобы вы знали: я сожалею.

— Ваш отец очень возмущался по этому поводу?

— Я не говорил с ним об этом — вернее, говорил только раз. Когда этот парень, Бим, сказал мне, что это, возможно, самоубийство, я вскользь сказал об этом отцу, и он ужасно расстроился. Как раз в тот день он неважно себя чувствовал и, похоже, решил, что конец уже близок. Он сказал, что это не по правилам, и разволновался из-за того, что кладбище будет не строго ортодоксальным. Вы же понимаете, у вас консервативный храм, а не ортодоксальный, к какому мы привыкли, и вы там много чего можете сокращать или менять. Вот отец и переживал, что его там похоронят.

— Понимаю.

— Он считает, что Хирша надо было похоронить где-то в стороне, без церемонии и всякого такого. Он рассказал мне про один случай, которому он был свидетелем еще в молодости, на старой родине. Там одна девушка покончила с собой. У нее должен был быть ребенок, а она была девушкой… то есть была не замужем. Ее просто зарыли в землю, а на следующий день ее отец отправился на работу, как ни в чем не бывало. Я имею в виду, что не было даже семидневного траура. Должно быть, тогда это произвело на отца сильное впечатление, потому он и расстроился из-за того, что Хиршу устроили настоящие похороны. Он сказал, что если ту девушку похоронили таким образом, то и Хирша должны были так же. Конечно, у него в голове путаница, потому что здесь нет никакой связи.

Рабби собрался подняться, считая, что обмен любезностями закончен, но Бен Горальский жестом его остановил.

— Отец как раз задремал. Я сказал сиделке, чтобы дала мне знать, когда он проснется. Вы спешите?

— Нет. По правде говоря, я хотел поговорить с вами. Вы, как я понимаю, были знакомы с Айзеком Хиршем?

— Да, я знал его. Я знал всю их семью. Они жили бок о бок с нами в Челси, много лет назад. Я знал его отца и мать, и его самого тоже.

— Поэтому вы его и рекомендовали на это место у Годдарда?

Массивное лицо Горальского смягчилось, на толстых губах появилась улыбка. Он медленно покачал головой.

— Да, я рекомендовал его и приложил немало усилий, чтобы устроить его на это место. Мы постоянные клиенты Годдардовской лаборатории, и я могу разговаривать с Квинтом, который там заправляет, без обиняков. Я добился этого места для Хирша, потому что смертельно ненавидел его. — Горальский громко рассмеялся, увидев удивление на лице рабби. — Как я сказал, Хирши жили рядом с нами. И они, и мы были очень бедными. У нас был куриный бизнес, а у его отца была маленькая портняжная мастерская. Про миссис Хирш ничего не скажу — она была хорошая женщина, и когда она умерла, я пошел на ее похороны. Мы все пошли — отец ради этого даже закрыл лавку. А вот мистер Хирш был тот еще тип. Лентяй, бездельник, да еще вечно хвастался своим драгоценным сыночком. Нас в семье было четверо — у меня два брата и сестра, и все мы работали в лавке — после школы, по воскресеньям, по вечерам. В то время, чтобы прожить, иначе было нельзя. Я даже не закончил средней школы — бросил ее и начал работать в лавке полный рабочий день. А Айк Хирш закончил, и поступил в колледж, и продолжал учиться, пока не получил степень доктора — не настоящего доктора, а доктора философии. Он не играл с другими ребятами на улице. Он был толстячок, коротышка — из тех, над которыми все смеются.

Быстрый переход