Впрочем, начиналось всё вполне безобидно. Воспитанный кинолентами с участием Жан-Клода Ван Дамма и Чака Норриса, я сразу же вообразил себе в качестве сэнсея маленького злобного китайца, который будет сутками истязать моё тело и дух, готовя меня к смертельно опасным боям без правил. В реальности всё оказалось скучнее. Занятия вёл улыбчивый молодой парень с песочными усами, который совсем не походил на тренера по каратэ из дешёвых боевиков начала 90-х годов. Часами мы разучивали бесполезные стойки, учились правильно дышать, бегали трусцой по душному залу. Мой величественный дух, рождённый для побед в кровопролитных боях, томился среди неуклюжих бездарных детей и рутинных упражнений. Оставалось утешаться мечтами о грядущих совершениях: о виртуозных избиениях старшеклассников-хулиганов и о чёрных поясах.

В процессе одного из таких размышлений я обнаружил, что у меня намокли штаны. Накануне я здорово перебрал с апельсиновым соком, а в туалет сходить не успел, так что в один из напряжённых моментов тренировки я не удержался и надул в кимоно. Это произошло так неожиданно и так естественно, что я не успел ничего сделать. Темноватое пятно выступило между ног и мгновенно расползлось. Я даже не успел испугаться разоблачения, когда вдруг ко мне подошла белобрысая пухлая девочка: бросив своё упражнение, она нагло уставилась на пятно. Тренировка остановилась, все наблюдали за нами.

— Что это у тебя? — громко спросила девочка, показав пальцем.

От волнения у меня закружилась голова, я подумал, что было бы здорово сейчас бухнуться в обморок.

— Это, — говорю, — апельсиновый сок.

— Апельсиновый сок? — спросила она с сомнением.

— Да. Это апельсиновый сок, понятно!? — почти заорал я, чувствуя, как на глазах наворачиваются стыдные слёзы.

Девочка приблизилась ко мне, приложила палец к мокрому пятну и, принюхавшись, облизнула палец кончиком языка.

— Нет, — сказала она уверенно. — Это не сок, это моча.

— Это моча, — повторила она и для подошедшего к нам тренера, в то время как я уже летел в спасительное небытье, расставаясь с сознанием.

Наша следующая встреча состоялась несколько лет спустя. Не прибавив за это время в весе, я заметно вытянулся, превратившись в типичного длинного и костлявого подростка, озлобленного на весь свет. Я отрастил непокорные волосы, проделал ножницами несколько прорезей в джинсах и проколол ухо. Ухо гноилось и болело невыносимо, из него всё время что-то вытекало, то кровь, то слизь, и я, воя от боли, терзал днями и ночами гитару, извлекая из неё грязные минорные аккорды. Незаметной тенью я слонялся по школьным коридорам, не замечаемый ни хулиганами, ни учителями, ни красивыми распускающимися девочками. В кассетном плеере сутками крутился первый альбом Земфиры (на всякий случай на самой кассете я сделал корявую наклейку «Sex Pistols»). Кира была отверженной, как и я. В любую погоду она носила косуху и шипованный чёрный ошейник. Волосы её ещё не стояли торчком, а лежали на плечах вполне благообразными локонами, но суровая мужественность уже тогда несходящей колючей маской оккупировала лицо, в дополнение к брутальным стальным колючкам.

Мы столкнулись случайно, внезапно оказались лицом к лицу, две угрюмых и нелюдимых личности, не сумевших разойтись в тесном проходе раздевалки. Я сразу узнал её, она меня, казалось, нет. Скользнула равнодушным взглядом и отошла. А потом, когда я возвращался обратно, неся из раздевалки груды вещей, вновь перегородила дорогу. Упёрлась взглядом в район беззащитной ширинки: «Эй, что у тебя за пятно»? Вскрикнув, я бросился прочь. Кира настигла меня у высоких школьных ворот.