Изменить размер шрифта - +
Кира настигла меня у высоких школьных ворот. Возложила властную руку на плечо, которую я поспешно стряхнул и, возможно, обронил тогда что-то грубое. Кира вдруг заулыбалась, желтозубо и дружелюбно: «Ты чего, до сих пор злишься? Это ж так давно было…»

— Тебе, я вижу, доставляет удовольствие унижать людей, — процедил я злобно, снова порываясь уйти.

— Перестань, я же пробовала твою мочу, ещё неизвестно, кто остался униженным, — снова остановила она меня властной рукой.

— Говорят, моча полезна для здоровья. Уринотерапия, слышала про такое? — я снова стряхнул её нервным движением.

Кира весело покачала головой.

— Нет, про уринотерапию я совсем ничего не знаю, — сказала она вдруг беззащитно, как ягнёнок, — расскажи, а?

И я поддался на хитрую бабью уловку, и всю дорогу протрепал языком, опомнившись уже только дома.

С того дня мы стали общаться чаще. По-прежнему не пересекаясь в школе, мы регулярно виделись на школьном дворе. Сидели на лавочке, потихоньку пили коктейли в банках и говорили о музыке и о книгах. Из всего класса и, может быть, из всей школы мы единственные посещали районную библиотеку. Кира чуть не с детства читала Достоевского — в сочетании с прослушиванием античеловеческой музыки «блэк-металл» это давало удивительный эффект сумрачных полубезумных глаз, видя которые, даже самые оголтелые хулиганы оббегали нас стороной. О школе, об одноклассниках мы не говорили почти никогда — этого ада в нашей жизни и без того было слишком много, чтобы переносить его ещё и за пределы школьных коридоров. Иногда мы сидели у Киры дома, и она показывала мне свои рисунки. Больше всего она любила рисовать собак или лошадей. Звери на рисунках были некрасивые и оттого понурые. Равнодушный ко всякой живности, я смотрел мимо этих листов и предавался своим вялым подростковым фантазиям. Однажды, на мой день рождения она принесла мне сложенный вдвое тетрадный листок: я открыл его и увидел девушку. Она была нарисована карандашом: очень худая и большеглазая.

— Голая, — сказал я вслух одобрительно. — А кто это?

— Никто. Девочка одна. Так тебе нравится или нет?

— Нравится, — сказал я, вглядываясь в черноту, разверзшуюся у неё между ногами.

— Если слишком долго вглядываться в бездну, бездна вглядится в тебя, — сообщила вдруг Кира.

Я вздрогнул и повернулся к ней: «Кто тебе такое сказал?»

— Никто. По телевизору слышала.

В ту ночь я очень плохо спал. Мне снилась эта девушка, точнее, мне снилась чернота, скрытая у неё между ног. Я сидел на уроке и видел эту черноту, я ел бутерброд с колбасой в столовой — и там меня настигала чернота, я закрывал глаза — чернота была тут как тут.

Примерно в те же дни я сочинил свою первую песню. Песня называлась «Чёрная дыра». Начиналась она так: «Мы сидели, беды ничто не предвещало. Ты вдруг сняла трусы, и чёрная дыра на меня напала…». Далее следовал припев:

Уже следующим вечером я сыграл эту песню Кире.

— Мда… — только и сказала она.

— Ну как? — спросил я.

— Круто… или убого. Не знаю, не могу определиться.

— Я решил собрать группу, — заявил я. — мы станем рок-звёздами. Я буду сочинять по песне каждый день. Ты будешь играть на барабанах, я буду играть на гитаре и петь. Ты умеешь играть на барабанах?

— Это неважно. Я не хочу играть на барабанах.

— Ладно, мы найдём барабанщика, это не проблема. Паша будет играть на барабанах, — у меня был друг Паша — лучший и единственный друг.

Быстрый переход