– Хожу один. Прочие лежачие все…

– Кто стрелять?

– Ну, я…

Со стороны немцев шустро вывернулось трое солдат. Опытные черти – ни один из них ни разу не перекрыл своим товарищам сектор стрельбы. Быстро подскочив к сараю, первый из них отбросил в сторону винтовку и, припав на колено, взял проем ворот на мушку карабина. Второй, наклонившись к земле, осторожно заглянул внутрь. Некоторое время он приглядывался, потом махнул рукой. Стороживший красноармейца третий немец, одним движением подскочил к своему товарищу, а когда тот скользнул внутрь сарая, занял его место.

Впрочем, ушедший солдат достаточно быстро появился на улице. Подхватив винтовку, троица ретировалась к бронетранспортеру. По пути они вытащили из-за колоды подстреленного товарища и увели его с собой. Белоповязочник ретировался ещё раньше. Оставшийся в одиночестве красноармеец, сполз вдоль створки и сел на землю. Пошарив в карманах, он вытащил что-то. Порылся ещё… чиркнул спичкой. Закурил…

Так там, в сарае – раненые! Наши бойцы, наверное, отступающие их здесь оставили. А что? Место глуховатое, от дорог вдалеке…

Вот, значит, куда уезжал хуторянин! Бинты искал, да медикаменты… Да неудачно, похоже, за этим занятием его немцы и прихватили. Где он искать-то мог? Только на местах недавних боев – а там не он один такие поиски производит. Так и столкнулись…

– Ви может уходить назад! – крикнул переводчик. – К своим камерад! Немецкое командование решить ваш вопрос!

Ну, да… решит оно.

Сомов усмехнулся, аккуратно загасив папиросу, убрал её за отворот пилотки. Цепляясь за створку, приподнялся. «Костыля» у него теперь не было, так что он опирался о стену. Шагнув назад, боец скрылся в темноте.

Некоторое время ничего не происходило. Потом, со стороны немцев появилась небольшая процессия.

Игнат, его жена и дети – все трое малышей. Они же прятаться побежали? Ну, да… под кровать, небось, и спрятались – как от злого буки. А бука оказался в серой, мышиного цвета, форме, и под кровать заглянуть не поленился… Чуть отстав, семенил следом и дед. Завершали шествие белоповязочники, воинственно ощетинившиеся винтовками.

Подойдя к сараю, семья хуторян скрылась внутри.

Прихвостни за ними не последовали. Забросив оружие за спину, они сноровисто прикрыли ворота и подперли их колом. Подкатив телегу, поставили её так, что открыть теперь створки было почти невозможно.

Теперь подтянулись и немцы. Быстро раскидав стожок сена, они обложили им стены сарая.

Поджигать станут?

Алексей не верил своим глазам. Есть ведь и у них какая-то совесть?!

Нет, слышать и видеть ему приходилось всякое… но ведь то в бою же!

Нет, родной… не только в бою. Рановато для склероза-то… ведь приходилось слышать от товарищей… всякое, в общем, приходилось…

Скрипнув зубами, Ракутин взвел курок браунинга.

Нельзя же так! Надо что-то делать!

Свалить одного-двух солдат?

Запросто – но тогда немцы однозначно сарай подожгут. И ему тоже уже никуда не уйти – здесь и закопают.

Может, не станут они так-то?

Раненые же… и оружие боец бросил. Не представляют они никакой опасности.

Да вот и немцы отошли. Построились у машин.

Уезжать собираются?

Вот и от погреба спешат. Пулемет катят и ещё что-то несут, надо полагать, ограбили хозяйские запасы. Сейчас они всё это погрузят – и ходу. Попугать решили? Впрочем, бросить тут раненых без помощи – тот ещё вид издевательства, долго им не протянуть.

Хлопок!

И красная ракета прочертила двор, зарывшись в кучу сена под стеной.

Ещё одна!

В сарае закричали!

Дрогнули ворота – на них кто-то навалился изнутри.