– Об этом и сказание есть, – ответил Анфалов.

– Врешь!

– Мне сказывали, – продолжал крестьянин.

– И я сам в гражданской книжке читал, да и в киатре, в Москве бывши, слышал, как это актер перед всей публикой подтверждал, – прибавил Гвоздиков.

– А, дура! – заметил приказчик. – В гражданской книжке читал! А, дура, дура! Да что в тех книжках-то пишут?

– А что-с?

– Тьфу, дурак, право, дурак. – Приказчик плюнул.

– Ну-с, а актер-то в Москве подтверждал?

– И актер тот такой же дурак, как и ты.

– Да ведь он не сам от себя, чай, а с книжки.

– С книжки, с книжки. Что тебе те книжки-то? Учиться на собак брехать, либо что? Все одно, – продолжал он, – взять те книжки, порвать их на листы, да теми листами…

С козел раздалось громкое протяжное тпру-у и не дало нам услыхать последних слов приговора листам гражданской печати.

Мы стояли перед избою, где была смена.

Нужно было вставать, размять сомлевшие члены. Слезли, отряхнулись, потянулись и пошли опять пыхтеть за самоваром.

Со временем, быть может, так ездить уж не будут на Руси, и тогда, пожалуй, и разговоры такие повыведутся, а пойдут совсем другие.