Им следовало теперь заново сориентироваться и каким–то образом встроить в свои планы неожиданное народное движение. Что было нелегким делом. Частично национал–социалистическое движение было им совершенно несимпатично. Патриотическое и национальное, новая «воля к оружию», страсть маршировать: это все, конечно же, приветствовалось. Однако революционное и неясно социалистическое в национал–социализме, впрочем также и антисемитизм и кроме того плебейское, совсем попросту — хулиганство: это также отталкивало и было опасным. Тем не менее, в качестве противовеса коммунистам, которые также становились угрожающе сильными, можно было бы каким–то образом использовать национал–социалистов. Все, начиная с Гинденбурга, далее Брюнинг и до Шляйхера, приглашали теперь к себе Гитлера, виделись с ним и вели с ним переговоры. Результат не был ободряющим. Гитлер был упрям. Он каждый раз требовал всей полноты власти. Впрочем он и не мог слушать собеседника, а принимавшие его исчерпали запас долгих речей и вообще признали его невозможным. До поры до времени с ним ничего не стали затевать. Однако на настоящее подавление, которое в 1930 году пожалуй как раз ещё и было бы возможным, также не могли решиться. Решение отложили на будущее.

И это также оказалось сравнительно лёгким, потому что Брюнинг теперь неожиданно нашёл новую помощь слева. Угроза Гитлера основательно испугала социал–демократов. Для них Брюнинг с его президентскими чрезвычайными декретами и его заносчивым авторитарным режимом стал меньшим злом, и они решили терпеть его. Социал–демократы, хотя и с уменьшенным влиянием, были всё ещё самой сильной партией, и с их поддержкой Брюнинг неожиданно получил большинство в рейхстаге. Он мог бы, прояви он к тому желание, создать теперь совершенно нормальное коалиционное правительство и управлять совершенно нормально парламентским способом. Однако он не желал этого, а прежде всего он не мог этого сделать. Его задачей ведь было произвести переход к новому авторитарному государству, и он чувствовал себя обязанным исполнить эту задачу. Толерантность со стороны социал–демократов он хотя и принял благосклонно, однако в целом он вёл себя высокомерно и отстранённо, и правил далее при помощи чрезвычайных указов президента, которые по содержанию преследовали всё более суровую политику экономии, причём число безработных постоянно росло и число избирателей, голосующих за нацистов, также росло, как показывали различные голосования в землях Германии.

В немецком понимании истории Брюнинг в настоящее время заслужил славу добросовестного и способного, пусть даже и сухого и неудачливого канцлера, а также последнего защитника республики. Таковым он как раз и не был. В действительности он был назначен первым ликвидатором республики, и даже если он не дошёл до того, чтобы исполнить это поручение, то всё же своим режимом чрезвычайных постановлений он постепенно отучил немцев от мыслей о конституционном парламентском правлении. Он был переходным канцлером, и у его режима благодаря толерантности посредством большинства в рейхстаге ещё была парламентская или полупарламентская наружная поверхность, однако в сущности это был уже президентский режим, получавший свои полномочия уже не снизу, а наоборот, сверху.